Королевская шутиха - [204]

— Ничего себе «неожиданный шаг»! Говорю вам, она умрет от горя и стыда. Получается, она повторяет судьбу своей матери, которую король Генрих просто отпихнул от себя. Ее мать сменили на Анну Болейн. А ее сменят на дочь Анны?

— Да. Я же не зря назвал его вероломным испанским псом.

— А что Елизавета?

Сэр Роберт посмотрел мне через плечо и встал.

— Спроси у нее сама.

Я тоже встала и сделала реверанс. Черные глаза Елизаветы глядели на меня сердито. Идя сюда, она видела, как мы сидим с сэром Робертом и он водит веткой жимолости по моей шее. После игр в жмурки ей это вряд ли понравилось.

— Здравствуйте, ваше высочество.

— Здравствуй, бывшая шутиха. Сэр Роберт рассказывал мне, что ты вернулась и стала настоящей женщиной. Вот только я не ожидала увидеть тебя такой…

Я ждала, не рассчитывая на комплемент.

— Такой толстой, — сказала Елизавета.

Она наверняка хотела меня оскорбить, но я лишь громко расхохоталась. Ее ревность и грубость были совсем детскими.

Елизавета тоже засмеялась. Дуться она не умела.

— Зато вы, принцесса, еще прекраснее, чем прежде, — сказала я, как и подобало вышколенной придворной.

— Надеюсь. А о чем это вы тут шептались, сидя чуть ли не в обнимку?

— О вас, — искренне ответила я. — Королева послала меня узнать, как вы тут поживаете. И я с радостью поехала, поскольку давно хотела вас видеть.

— А ведь я тебя предупреждала: торопись, пока не стало слишком поздно.

Она обвела рукой лужайку, где гуляли и непринужденно беседовали многие из недавних придворных Марии. Кое-кто, узнав меня и догадавшись, что я узнала их, выглядели несколько растерянными. Среди этой толпы я заметила двух членов государственного совета; с ними был французский посланник и несколько захудалых принцев.

— Вижу, у вашего высочества собрался веселый двор, — сказала я без тени обиды или зависти. — Так оно и должно быть. Но я не могу присоединиться к числу ваших придворных, даже если бы вы и соблаговолили меня взять. Я служу вашей сестре. Ее двор сейчас не назовешь веселым, а ее друзей можно пересчитать по пальцам. Я не оставлю ее в такое время.

— Должно быть, ты — единственная во всей Англии чудачка, не сбежавшая от нее, — беззаботно ответила Елизавета. — На прошлой неделе ко мне перебрался ее повар. Интересно, хоть кто-нибудь готовит ей еду?

— Королева неприхотлива в пище, — сухо ответила я. — Повар — не самая большая потеря. Когда я уезжала, оказалось, что королеву покинул даже граф Фериа — самый большой ее друг и надежный советчик.

Елизавета вопросительно посмотрела на Роберта Дадли. Тот слегка кивнул, давая понять, что мне она может рассказать.

— Он убеждал меня выйти замуж за Филиппа. Я отказалась. У меня нет намерений выходить замуж. Можешь так и передать королеве.

Я сделала легкий реверанс.

— Я рада, что привезу ей новости, которые не сделают ее еще несчастнее.

— Жаль, что моя сестра глуха к горю и страданиям народа, — с нескрываемой злостью сказала Елизавета. — Пока она льет слезы по королю и до отупения молится, Боннер и его свора продолжают сжигать еретиков. По сути, они убивают ни в чем не повинных людей. Не знаю, осмелишься ли ты ей сказать, но ее страдания из-за потери ребенка, которого никогда и не было, — ничто по сравнению с горем женщины, которая видит, как ее сына сжигают на костре. И таких женщин — сотни. Подручные набожной королевы заставляют их присутствовать при сожжениях.

Роберт Дадли пришел мне на помощь.

— А не пора ли нам обедать? — беззаботным тоном спросил он, словно до сих пор мы говорили о пустяках. — После обеда будем танцевать. Я требую танец.

— Только один? — спросила принцесса, мгновенно забывшая о сожжении еретиков.

— Только один.

Елизавета притворно надула губы.

— Но этот танец начнется после обеда и окончится, только когда взойдет солнце и никто уже не будет в силах пошевелить ногами, — сказал сэр Роберт. — Вот такой танец.

— А что мы будем делать, когда дотанцуемся до изнеможения? — вызывающе спросила принцесса.

Я попеременно глядела на них обоих и удивлялась, что они воркуют, совершенно не стесняясь меня. Каждый, услышавший их, подумал бы, что видит любовников, еще не успевших насладиться друг другом.

— Мы будем делать все, что пожелает твое высочество, — нежным, шелковым голосом пообещал сэр Роберт. — Ну, а свое желание я и так знаю.

— И какое же твое желание? — шепотом спросила Елизавета.

— Лечь с…

— С чем?

— С утренним солнцем на моем лице.

Елизавета подошла к нему почти вплотную и прошептала несколько слов на латыни. Я делала вид, будто ничего не понимаю, хотя поняла ее слова ничуть не хуже сэра Роберта. Елизавета прошептала ему, что жаждет утренних поцелуев… Разумеется, от солнца.

Принцесса хлопнула в ладоши, привлекая внимание придворных.

— Идемте обедать!

Она пошла к большому залу дворца, гордо запрокинув голову. Прежде чем скрыться в сумраке передней, принцесса обернулась и поглядела на сэра Роберта. В ее взгляде открыто читался призыв. У меня на мгновение закружилась голова. Я вспомнила, что уже видела такой взгляд. Тогда он предназначался королю Филиппу. Но такой же взгляд я видела еще раньше, совсем девчонкой, когда стала невольной свидетельницей ее игры в «догонялки» с сэром Томасом Сеймуром, мужем ее мачехи. За годы этот взгляд ничуть не изменился; и тогда, и сейчас в нем было желание. Но не только желание плоти. Елизавете нравилось выбирать себе в любовники чужих мужей. Ей нравилось доводить до неистовства мужчин, чьи руки были связаны, и торжествовать над женщиной, не сумевшей удержать своего мужа. Но больше всего на свете она обожала бросать этот взгляд через плечо и видеть, как мужчина начинает послушно двигаться в ее сторону… Сэр Роберт был третьим на моей памяти, кто поспешил на этот взгляд.