Королевская шутиха - [10]

— Хорошо, — сказал герцог. — Ты рассказал ей о ее обязанностях?

— Не успел. Я сразу повел ее сюда.

— Встань… блаженная.

Я встала и впервые увидела отца Роберта Дадли — герцога Нортумберлендского, считавшегося самым могущественным человеком в королевстве. Вытянутое, скуластое, «лошадиное» лицо, темные глаза, лысеющая голова, наполовину прикрытая беретом из дорогого бархата. К берету была приколота серебряная брошь с гербом Дадли — медведем, обнимающим обрубок дерева. Герцог носил бородку-эспаньолку и усы, закрученные над полным ртом. Я заглянула ему в глаза и… ничего не увидела. Он умел скрывать свои мысли, и мысли сами помогали ему в этом.

— И что же ты видишь во мне своими большущими черными глазами, девочка-мальчик? Рассказывай, блаженная, — велел он.

— Ангелов у вас за спиной я не вижу, — выпалила я, за что была награждена улыбкой изумленного герцога и смешком его сына.

— Превосходно, — сказал Джон Дадли. — Искусно сыграно.

Он повернулся ко мне.

— Скажи-ка, блаженная, а как тебя звать?

— Ханна Грин, мой господин.

— Теперь послушай меня, шутиха Ханна. За тебя просили перед королем, и он согласился взять тебя в свои шутихи, сообразно нашим законам и традициям. Ты понимаешь, что это такое?

Я покачала головой.

— Ты становишься его собственностью. Кем-то вроде живой игрушки, но с редким правом быть самой собой. Это даже не право, а твоя обязанность. Говори все, что взбредет тебе в голову. Делай что пожелаешь. Это будет развлекать короля и нас заодно. А кроме того, это облегчит задачу, порученную нам Богом, — делать то, что угодно королю. Ты по пути сюда видела придворных?

Я кивнула.

— Как они тебе?

— Такие… красиво одетые. Особенно женщины, — промямлила я.

— Да, они мастерски умеют пускать пыль в глаза. На самом деле короля окружает двор, состоящий из лжецов. А его величество, в силу своего юного возраста, не всегда умеет отличить правду от красиво поданной лжи. Вот ты и будешь той единственной, кто говорит королю правду. Невинной душой в этом грешном мире. Понимаешь?

— Как я все это буду делать? — спросила я, окончательно сбитая с толку. — Что вы от меня хотите?

— Тебе надлежит быть самой собой. Говорить не то, что желал бы услышать король, а то, что внушает тебе твой дар. Те слова, которые твои губы произносят вне зависимости от твоего желания. Король любит блаженных. У них невинные души. Получается, у тебя две задачи: развлекать короля и говорить ему правду. Он повелел зачислить тебя в штат придворных. Теперь ты — королевская шутиха. Такая же придворная, как те, кого ты видела. За свое шутовство ты будешь получать жалованье.

Я молчала.

— Ханна, ты поняла, что я сейчас сказал?

— Да. Но я не согласна.

— А вот это никого не волнует. Тебя выпросили у твоего отца. У тебя нет никаких прав, в том числе и права голоса. Твой отец вручил тебя заботам моего сына, а он передал тебя королю. Теперь ты — королевская собственность.

— А если я откажусь? — спросила я, дрожа всем телом.

— Ты не можешь отказаться.

— А если убегу?

— Тебя поймают и накажут так, как повелит король. Скорее всего, выпорют, словно провинившегося щенка. Пойми: до сих пор ты была отцовской собственностью. Теперь ты — наша собственность. От отца ты перешла к нам, чтобы служить королевской шутихой. Он будет распоряжаться тобой. Это ты понимаешь?

— Отец ни за что меня не продал бы, — упрямо возразила я. — И не отдал бы чужим людям.

— Он не посмеет встать у нас на пути, — тихо произнес за моей спиной Роберт Дадли. — Я обещал ему, что в королевском дворце ты будешь в большей безопасности, чем на лондонских улицах. Я дал ему свое слово, и он согласился. Все это было решено, пока мы выбирали книги. Вот так-то, Ханна.

— Но это еще не все, — снова заговорил герцог. — Ты будешь не только живой игрушкой короля, его шутихой. У тебя будет и еще одно занятие.

Я не спрашивала, зная, что он сам скажет.

— Ты станешь нашим вассалом.

Это английское слово было мне не знакомо. Я оглянулась на Роберта Дадли.

— Вассал означает пожизненного слугу, выполняющего все приказы своих господ, — пояснил сын герцога.

— Ты станешь нашим вассалом, — повторил его отец. — Будешь рассказывать нам обо всем, что видишь и слышишь. О том, какие молитвы возносит король, что заставляет его плакать и смеяться. Обо всем этом ты будешь докладывать мне или Роберту. Ты — наши глаза и уши при короле. Понимаешь?

— Мой господин, я понимаю, что это большая честь, — в отчаянии ответила я. — Но я должна вернуться домой, к отцу. Я не могу быть ни шутихой короля, ни вашим вассалом. Я должна помогать отцу в его работе. У него очень много работы.

Герцог вопросительно изогнул одну бровь. Роберт наклонился ко мне и почти шепотом сказал:

— Мисс Мальчик, твой отец не в состоянии надлежащим образом заботиться о тебе и следить за тобой. Он признался в этом, и ты слышала его слова своими ушами. Помнишь?

— Помню, мой господин. Но отец хотел лишь сказать, что ему со мною хлопотно…

— Мисс Мальчик, а я хочу тебе сказать, что вовсе не считаю твоего отца добрым христианином, происходящим из доброй христианской семьи. Я думаю, вы с ним покинули Испанию не просто так, а скрываясь от испанских властей. Как известно, они преследуют евреев. Если ваши соседи и прочие добропорядочные жители Лондона узнают о вашем еврейском происхождении, сомневаюсь, что вы долго проживете в своем домишке.