Королевская сага - [36]

Спускаясь с откоса песчаного холма, который намело за это время, Одд задевает ногой лошадиный череп, из которого выползает змея и кусает его в ногу. Распухла сразу нога и бедро, яд стал причинять сильную боль. Тогда Одд приказал вырубить ему гробницу в скале на берегу и, пока не наступила смерть, слагал песню о своей жизни и своих подвигах.

Был ли Одд тем человеком, которого на Руси знали как "Олега вещего", то есть "знающего"? По-видимому, да. Можно предположить, что летописец знал рассказ саги, но как объяснить соответствие содержания саги общей биографии Олега? Историков до сих пор приводит в недоумение исключительное и в то же время неопределенное положение Олега среди первых русских князей. Он - князь-регент, какой-то родственник Рюрика и Игоря. По одной версии, Олег всего лишь полководец Игоря, правящий его именем в годы малолетства; по другой - сам правитель, только после смерти которого престол в Киеве достается Игорю. Сага, как мне кажется, вносит в эту путаницу определенную ясность, позволяя думать, что Рюрик и Олег были женаты на родственницах - на родных или двоюродных сестрах. Вот почему, женившись на дочери короля, Олег был только временным правителем государства до возрастания законного наследника.

Перед тем как Одд должен покинуть родную Скандинавию, сага посылает его в "страну бьярмов". Здесь, несмотря на явную фантазию саги, мы находим вполне реалистическое описание пути. Сначала он ведет героев на север в Финнмерк, где спутники Одда грабят и насилуют лопарок, живущих в землянках на берегу. Похоже, здесь отголосок вполне реалистичной зарисовки, тем более что на побережье Финмарка саамы жили действительно в землянках. Но дальше опять разрыв. Сразу же после Финнмерка Одд оказывается в "стране бьярмов", поднимается вверх по реке Вине, торгует с местными жителями, а после торга, следуя примеру Торира Собаки, идет ночью через лес и грабит курган, составленный из земли и блестящих монет.

В отличие от Торира Одд не смог избежать столкновения с бьярмами. Уладив дело миром после схватки, он отплывает и снова оказывается в Финнмерке. На этот раз Финнмерк этот не реальный, а самый что ни есть фантастический, с великанами, колдовством и прочими чудесами.

Передо мной открывалась любопытная ситуация. С одной стороны, я мог убедиться в устойчивой традиции северного пути в "страну бьярмов", что подтверждали и карты позднего средневековья, помещавшие Биармию в современном Финмарке. С другой стороны, я все более убеждался в фиктивности этого пути. Скальды знали "страну бьярмов", но ничего не говорили о пути в нее. Наоборот, Снорри, как можно видеть по "Кругу земному", реальной Биармии уже не застал. Он только весьма осторожно поддерживал существовавшую в его дни литературную традицию, которая направляла корабли викингов куда-то на север.

В чем же дело?

Я бился над этой загадкой долго, комбинировал известия саг, пытался рассматривать их под разными углами зрения, проверял переводы… Все было правильно - и непонятно. В конце концов я махнул рукой и решил больше о Биармии не думать. Пусть остается где-то во льдах! Может быть, это просто Земля Санникова? Тогда и пришла догадка.

9

В тот день я сидел на одном из научных заседаний. Разговор шел об отношении к спорным летописным известиям, а среди прочего и о соответствии летописи "Слову о полку Игореве", которым я тогда интересовался еще очень мало. Спорили о правильности указания отчества Бориса Вячеславича, которого "слава на суд привела". Многим было непонятно, каким образом в дела сыновей Святослава оказался замешан этот их двоюродный брат, сын давно умершего смоленского князя. Где был после смерти отца этот Борис, что делал, в каких отношениях был с семейством Святослава, почему испытывал такое озлобление против своих дядей по отцовской линии? Обо всем этом в летописи не было ни слова. Поэтому некоторые историки, опираясь на свидетельство Татищева, считали, что в тексте "Слова о полку Игореве" заключена ошибка и на самом деле речь идет о Борисе Святославиче, одном из старших сыновей Святослава.

Им возражали другие, указывая, что в "Повести временных лет", в полном соответствии со "Словом", показан убитым на Нежатине Ниве именно Борис Вячеславич, который "похвалился вельми…".

Спор ходил по кругу. "Слово о полку Игореве" сопоставляли с летописью, а летопись - со "Словом". Слушать спорящих со стороны было забавно. Но в какой-то момент в мозгу у меня что-то словно переключилось, и я подумал, что ситуация похожа на ту, которая сложилась у меня с Биармией. Конечно, можно было думать, что в этом месте оба текста - летопись и "Слово" - восходят к одному и тому же источнику. Но могло быть и так, что один из этих текстов влиял на другой. Сомневающиеся в древности "Слова" считали, что фактическая сторона "Слова" заимствована из летописи: оттуда и перешла ошибка в отчестве убитого князя. Защитники древнерусской поэмы отрицали такую возможность, но им не приходило в голову, что скорее всего именно "Слово" своим авторитетом - вспомним авторитет скальдов! - могло повлиять на летописный текст.