Королевская сага - [29]

Главным достижением было то, что найденные теперь фразы Вульфстана изъяли из рассказа Оттара пресловутых бьярмов, которых, как выяснилось, здесь и в помине не было. Разговор шел о неких "беормах", о которых ничего вразумительного не сообщалось, кроме того, что их язык вроде бы схож с финским и на чью землю рассказчик - или рассказчики? - не решились ступить.

Так, может быть, Оттар и не был в "земле бьярмов"?!

Вчитаемся еще раз в текст. Есть ли в рассказе Оттара хоть один намек, показывающий его заинтересованность в Биармии и в бьярмах? Я не говорю уже о том, что совершенно непонятно, где он ухитрился услышать многочисленные россказни "беормов" о соседних странах, когда в своем рассказе Оттар недвусмысленно заявляет, что, сколько бы он ни плыл на север, на восток и на юг, по правую руку у него была "необитаемая пустыня". То, что она все-таки оказывается населена "рыбаками, охотниками и птицеловами", ничего не значит: для него это не те люди, о которых стоило бы говорить, а всего лишь финны, то есть саамы-лопари. Откуда видно, что "большая река" принадлежала другому народу? Может быть, открыв ее, на следующее лето Оттар едет туда торговать или грабить? Ничего подобного. В "те края" он едет всего лишь на морскую охоту, а вовсе не в "страну бьярмов" или "беормов"!

Да и путь туда совсем недалек. "Чистого плавания" в одну сторону у Оттара было всего пятнадцать дней - плавания медленного и осторожного, так как пробирался он в незнакомых водах. Поскольку при перемене курса он должен был всякий раз ждать попутного ветра, можно заключить, что суденышко его было невелико, без достаточного количества гребцов, и оснащено прямым парусом, что не позволяло Оттару маневрировать и идти галсами. Все это заставляет согласиться с расчетами С. К. Кузнецова и поддержавшего его уже в наше время М. И. Белова, одного из лучших знатоков северного мореплавания, что Оттар вряд ли продвинулся дальше Варангер-фьорда. Скорее всего он не дошел даже до Нордкапа, плутая в шхерах, не отдаляясь от изрезанного фиордами и усеянного островами северного побережья Скандинавии. Наконец, стоит вспомнить, что путь Оттара к "беормам" определяется, по его словам, всего лишь двумя неделями плавания, указывая на расстояние вдвое меньшее, чем то, какое он прошел па юг, в Хедебю. Даже если закрыть глаза па сложности плавания на северо-восток - неизвестность, течения, непогоду, туманы и прочее, количество дней, проведенное Оттаром в море, не позволяет продлить его путь далее Варангер-фьорда.

Незаинтересованность Оттара в беормах стоит в разительном противоречии со всем, что мы знаем о бьярмах, - по сообщениям саг, по сохранившимся строкам скальдических стихотворений, прославлявших подвиги героев в "стране бьярмов", но той настойчивости, с которой в это эльдорадо викингов ежегодно отправляются военные экспедиции. Здесь - ничего похожего. Ни восторга, ни похвальбы, ни просто интереса. А ведь все без исключения историки полагали и полагают, что именно Оттар открыл Биармию для скандинавов! Быть первооткрывателем -и не заметить своего открытия? Или никакого открытия не произошло, потому что там, куда плавал Оттар, ничего не было - ни золота, ни серебра, ни мехов, ни самих бьярмов?

Очень похоже. Ведь весь рассказ Оттара оставляет у читателя впечатление эпического спокойствия - спокойствия пустыни вод и пустыни берега, освещаемых незакатным полярным солнцем. Разве что кое-где виднеются летние чумы саамов, в короткое заполярное лето промышляющих ловлей трески, сбором птичьих яиц да охотой.

А "беормы"? Что они собой представляли? Где обитали? Кто они - "говорящие по-фински"? Если о них рассказывает Вульфстан, то почему столь кратко? И не только кратко, а, я бы сказал, невразумительно!

И тут обнаруживается еще один любопытный факт, дающий повод для размышления. Вульфстан вообще удивительно краток. Не только здесь, но и там, где он рассказывает королю об их совместном с Оттаром плавании на восток.

Вместо развернутого рассказа о народах, обитавших на берегах Балтийского моря, о стоящих там городах, нравах жителей, достопримечательностях, опасностях плавания, товарах и торговле - то есть о всем том, о чем обязан был рассказать слушателям путешественник, прибывший из поездки, и ради чего эти слушатели откладывали все свои дела, - Вульфстан только кратко перечисляет географические ориентиры пути вроде названия островов и указания, кому они принадлежат, а потом почти что без всякого перехода пространно рассказывает о погребальных обычаях эстов. И все.

Не правда ли, странно?

Особенно странно, потому что при описании тризны у эстов Вульфстан куда как словоохотлив! Между тем для многословия нет причины. Даже непонятно, почему это его заинтересовало. Почему именно погребальный ритуал одного из балтийских народов мог быть так интересен английским слушателям?

Перечитывая несколько раз это место, я не мог отделаться от ощущения, что передо мной всего лишь небольшой отрывок весьма пространного сочинения, которое Вульфстан продиктовал королевскому писцу, - пространного и содержательного, если попытаться его представить даже по одному только сохранившемуся и дошедшему до нас фрагменту. В отличие от скупого на слова Оттара, говорившего кратко и "по делу", как то положено уважающему себя норвежцу, да еще столь высокого положения, Вульфстан, как профессиональный купец, красноречив и щедр на подробности. Он не чужд даже красочности в своих описаниях! Уже одно это заставляло предположить, что рассказы "беормов" о сопредельных с ними странах, по поводу которых Оттар (то есть Вульфстан!) осторожно заметил, что не берет на себя ответственность за их правдоподобие, должны были быть изложены им столь же подробно, как и описание погребальных церемоний. Следы существования такого же рассказа о финнах - "квенах" - можно видеть в иначе не объяснимой реплике Вульфстана, что, как ему показалось, они говорят на одном языке с "беормами".