Королевская охота - [41]

— А при чем здесь ваш бухгалтер? — спросила небрежно Екатерина, а сама насторожилась — «сделала стойку», как дядюшкин курцхар, завидев соседских кур, за неимением уток.

— Ну как же, — глаза Лидии Антоновны сияли мягким растроганным блеском, — у них же любовь была… как в кино… Алина мне сама все рассказала. Но я и так все знала. Все знали. Да они ничего и не скрывали. То есть, конечно, Алиночка не скрывала, говорила: «Любовь — это святое, это самое большое чудо на свете, горе тем, кто разлучит влюбленных…» Толя, правда, стеснялся, ну, да он всегда глаза прятал… Ничего особенного, такой себе незаметный человечек, совсем не герой, но вот поди ж ты, рассмотрела она в нем что-то. Говорила мне: «Он такой нежный, добрый, доверчивый как ребенок». — Голос Лидии Антоновны приобретает мечтательные интонации. — Откуда она все это взяла — трудно сказать. Почему именно он, а не более подходящий ей сильный и мужественный человек? Любовь слепа, да и слава Богу, а то и род человеческий повывелся бы. Встречались они где-то там, подальше от людских глаз, бродили, смотрели на звезды. «Ах, он знает названия звезд!», «Ах, он пишет стихи!» А кто их не пишет сейчас? Правда, я никогда бы не подумала, что Толя сочиняет стихи. «Ах, он такой беззащитный!» И разумеется, готова была за Толю в огонь и воду. — Голос Лидии Антоновны журчит как ручеек, и, к своему ужасу, Екатерина чувствует, что ее клонит в сон. — «Ах, его дома не понимают!», «Жена его простая женщина, она ему не пара!» Видела я его жену! Действительно, простовата, но, по-моему, ему в самый раз — здоровая, ядреная тетка из предместья, необразованная, хваткая, лавочный бизнес у нее, торгует всякой мелочью. А Анатолий Константинович по природе своей человек мягкий, несмелый. Он за ней, как за каменной стеной. Правда, как-то раз он пришел с большим синяком под глазом, и все еще смеялись, что его жена поколотила. О том, что у них с Алиной роман, знали все. Их постоянно видели вместе, причем Алина нисколько не стеснялась, а наоборот, как будто даже гордилась, всегда веселая была, смеялась. Бывало, что-то ему рассказывает, а он, как зайчик, от страха ушки прижимает, по сторонам не смотрит, боится. И все гадали, чем дело кончится, уведет она его у жены или нет? Знаете, я иногда думаю, что Алина придумала эту любовь не только для себя, но и для него тоже, сам бы он ни на что подобное не осмелился. — Лидия Антоновна, улыбаясь, посмотрела на Екатерину. — И я ее очень понимала — ей так хотелось любить и быть любимой! Я как-то очень деликатно намекнула, что Толик ей не пара, но она твердо сказала, что ее жизнь — это ее жизнь и она проживет ее без советов всяких доброжелателей… И перестала ходить ко мне. — В голосе Лидии Антоновны послышалась обида. — Знаете, эти отношения не могли кончиться добром. Так и случилось! В один прекрасный день жена Толика закатила ей скандал прямо у нас в вестибюле, в самом конце рабочего дня, на глазах у всех сотрудников! В нашем здании не только ведь наша фирма, есть и другие, людей много, все высыпали в коридор, а той того только и надо! Орала, что Алина — падшая женщина, слова она, конечно, другие употребляла, разрушает семью, оставляет детей сиротами. У них сын и дочь, лет по двадцать, если не больше, торгуют по ларькам. Возбудилась, визжит, кровь из носа пошла… Одним словом, убивают ее, спасите, люди добрые! Толик в это время где-то прятался, а Алина стояла, как Орлеанская дева, бледная, презрительная, и только повторяла как автомат: «Я вам не сделала ничего плохого, уходите!» Сцена из греческой трагедии — две женщины, одна — фурия, другая — холодна как лед, и насмерть перепуганный мужчина — яблоко раздора! И любопытная публика, радостно внимающая, не каждый ведь день такое увидишь! Потом бедный Анатолий Константинович собрался с силами, вышел откуда-то, и к жене: «Машенька, Машенька, я прошу тебя, не надо, люди ведь, пошли домой, дома поговорим!» А Машенька как рявкнет: «Молчи, подонок! Я людей не боюсь! Пусть все знают, с кем ты связался!» Ну, разумеется, все это другими словами. И снова крик, визг, чуть ли не врукопашную рвется! Я Алину увела почти силой. Она была как в столбняке, белая, губы трясутся, сказать ничего не может, зубы стучат о край стакана… Пришла в себя и говорит: «А все равно любовь победит! Мы будем вместе!» Я еще тогда подумала, что Толик к Алине теперь на пушечный выстрел не подойдет, зайчонок наш, и ради кого только она крест несет. — Лидия Антоновна замолчала и задумалась. — Сильной женщине трудно найти достойного мужчину, и она придумывает себе любовь, — продолжила она после паузы. — И с мужем у нее, видимо, так было, и с этим тоже. А где ж сильного-то взять? Алиночка достойнейшим человеком была, красивая, честная душа, но, если откровенно, с ней, конечно, трудно было… — Лидия Антоновна достала из сумочки носовой платочек, промокнула глаза. — Безумно жаль ее, ни муж, ни Толик не были ее героями…

— А потом что?

— Да ничего! Толик исчез. Алина если и страдала, то виду не подавала. Ходила с высоко поднятой головой. Глаз не прятала. Игорь Петрович отправил ее в командировку на несколько недель. Он хоть и сухарь, но, мне кажется, сочувствовал ей и даже симпатизировал. Ну, уехала она, а тут конец зимы, солнце, весна, новая жизнь… Вернулась она на работу в начале апреля, красивая, нарядная, в белом пальто — она белое любила, — веселая, смеется… Ну, думаю, — Лидия Антоновна глубоко вздохнула, — пронесло.