Королевская охота - [4]

— Согласна. А что случилось с ее сестрой?

— Сбила машина. В мае прошлого года, недалеко от дома, где она жила, по улице Гоголя. Были очевидцы, они-то и вызвали «скорую» и милицию. Она скончалась, не приходя в сознание, по дороге в больницу. Машину, сбившую ее, так и не нашли. Такие вот дела. Что-то я заболтался сегодня, — спохватился вдруг Леонид Максимович, — все тайны следствия выдал! Что значит красивая женщина, так и хочется произвести впечатление! — Он посмотрел на часы: — Ого, половина десятого уже. Давно пора отпустить вас домой, Екатерина Васильевна, но вы же знаете, какие мы все здесь бюрократы. Вот вам бумага, ручка, располагайтесь удобнее, а я тут еще пару дел просмотрю.

Минут через сорок, провожая ее к двери, он говорил: «Не пропадайте, Екатерина Васильевна, звоните, телефон мой у вас есть. Просто так звоните, узнать, как мы тут живы-здоровы. Приятно было познакомиться. Жаль, времени мало, а то мы бы с вами еще и о женской логике поговорили».

Выйдя на улицу, Екатерина глубоко вдохнула холодный и сырой ночной воздух. Домой, скорее домой! Крепкого чаю и в постель — вот и все, что ей сейчас нужно!

Ей посчастливилось поймать такси, и через двадцать минут она поднималась на крыльцо собственного дома, нашаривая в сумочке ключ от двери.

За полгода до смерти Андрей Николаевич спросил, что ей больше нравится: его городская квартира или дача?

— Конечно, дача, — не задумываясь, ответила Екатерина.

— Значит, тебе оставлю, — постановил старик. — А квартиру — Кольке!

Колька был ее двоюродным братом, сыном младшей из двух сестер, и единственным племянником Андрея Николаевича. Как чувствовал старик…

Дачу он строил своими руками, долго, не торопясь, с наслаждением пригоняя каждую доску. Сам сложил печку. Когда-то большой дачный поселок усох до трех-четырех десятков домиков, которые все грозились снести, чтобы освободить место новостройкам, да, видимо, потеряли из виду, окружив многоэтажками. Дом был невелик — две комнаты, кухня и веранда. И кусочек земли, где умещались три яблони, молодой орех и персик, который красиво цвел весной, но плодов не давал.

За два года Екатерина так и не привыкла к своей собственности. Дом был для нее неиссякаемым источником радости. Слова «иду домой», «дома», «мой дом» приобрели совсем новый смысл. Даже звучали по-другому.

Она достала из холодильника пакет с молоком, из шкафа — хлеб и любимое абрикосовое варенье и присела к столу, уставившись в пространство. Мысли ее были путаными, бессвязными, и если выразить в двух словах их смысл, то получилось бы: «Что же делать?» Не допив молоко, пошла в комнату, включила и выключила телевизор, взяла книгу, начатую накануне, отложила. Подошла к окну, прижалась лбом к стеклу. Скрипел, мотаясь на ураганном ветру, жестяной фонарь с полумертвой лампочкой, место которому было в краеведческом музее, в разделе «Родной город на рубеже веков», гнулись тонкие стволы деревьев, крупные капли дождя тяжело плюхались на подоконник. Улица напоминала гротескные театральные декорации и была абсолютно пуста.

«— Хочешь ввязаться? — спросил внутренний голос.

— Не знаю еще.

— Почему? Тебе ее жалко?

— Да!

— Но не только поэтому?

— Нет.

— Чувствуешь себя виноватой?

— А что я могла сделать?

— Ты не ответила!

— Не знаю. Впрочем, нет, знаю. Да, чувствую себя виноватой. Признаю себя виновной.

— В чем?

— Я могла попытаться узнать о ней побольше, расспросить, успокоить, пообещать помощь… Может, она бы осталась жива…

— Ты веришь, что сумела бы сделать это? Веришь?

— Не знаю. Нет, не верю. Я не верю, что ей действительно нужна была помощь! Что-то было не так. Все было не так! Плачущий голос, отчаянные всхлипывания, кружевной платочек, все, как полагается, но словно понарошку, не в жизни, а в кино, фальшь была какая-то, что ли!

— А ты не пытаешься оправдаться? Ведь она мертва. Значит, причина просить помощи у нее все-таки была.

— Но в том-то и дело, что она ни о чем не просила.

— Почему? Человек звонит, умоляет о встрече, плачет, и что дальше?

— Дальше — ничего. Поднимается и, чуть ли не с улыбкой, уходит. Обещает перезвонить.

— Но тогда в чем же твоя вина?

— Ни в чем, наверное.

— Так, значит, не чувство вины. А может, просто любопытство? Что же там на самом деле случилось? Самоубийство или… нет?

— Я устала и хочу спать.

— А может…

— Хватит! Поговорим завтра!

— Нет, дослушай, пожалуйста. Ты прекрасно знаешь, о чем я. Хочется продемонстрировать замечательную женскую интуицию! Найти то, чего никто не заметил, на что не обратили внимания, не поняли, не истолковали надлежащим образом. Ну признайся. Хочется?

— Ладно. Да, хочется.

— Так бы и говорила! Спокойной ночи!»

Глава 2 СИТНИКОВ И ДРУГИЕ

Утро было спокойное и мягкое, мир был чисто вымыт ночным дождем. Тучи, освободившись ночью от лишней влаги, превратились в ослепительно белые облака, парусниками мчащиеся по синему небу. Ночной ураган сорвал последние листья с деревьев, и, если притвориться, что не замечаешь пестрого ковра под ногами, их обнаженные ветки выглядели вполне по-весеннему.

Восемь утра. Радиостанция «Народный маяк» пожелала своим слушателям доброго утра и, напомнив о прямом эфире, пригласила звонить. Слушатели не заставили себя долго ждать. Раздалась мелодичная трель телефонного звонка.