Королевская аллея - [8]
— Проверьте, пожалуйста, достаточно ли у нас карт города. Карты всегда быстро исчезают. Некоторые гости отеля каждый день желают брать новую… Уроженец Ратингера порой удивляется, что при всей нынешней помпезности — зимний сад с буфетной тележкой, ежедневно свежие букеты цветов, двенадцать поваров хлопочут у кастрюль, двое заняты исключительно соусами, не говоря уже о «шеф-поваре» и «помощнике шеф-повара», бельевщицах, барменах и следящих за винным погребом сомелье, — этот отель-люкс все еще каким-то образом окупает себя… И все же, хотя его посещают такие головокружительные мысли, Фридеман остается человеком узкого кругозора. Затраты и доходы, во всех отраслях экономики и областях жизни, вот уже много столетий пребывают в состоянии равновесия. Потому-то многие люди спокойно получают зарплату и надеются, что сведущие специалисты полностью контролируют ситуацию. Если же система все-таки рухнет, то внезапно обеднеют почти все — по крайней мере, ты будешь не единственным, кто претерпевает неприятную ситуацию. И в конце концов обязательно найдется способ начать все сызнова. Хлеб в любом случае можно испечь, да и съедаться он будет под какой-никакой, но крышей. Однако при любой вновь обретенной уверенности нужно помнить о существующих угрозах. Тогда человек не будет слепо скитаться по миру, сохранит должное смирение и осмотрительность…
Отель, однако, процветал. Несмотря на то, что так и не приехала уникальная, можно сказать, делегация хозяйственников из Восточной Германии. Либо эти тридцать господ и дам были арестованы еще дома, за критику собственной «единой» партии>{41}, либо их не пропустили через границу из-за подозрения в шпионаже. Эти руководители народных комбинатов (которые, в принципе, не прочь национализировать также и сам отель «Брайденбахер хоф») могли бы — как чувствует служащий рецепции, раскладывая рекламные проспекты, — способствовать дестабилизации атмосферы в чайном салоне. Если к этому прибавить господина Кессельринга с супругой, получилась бы поистине взрывоопасная смесь. Лучше так: либо только фельдмаршальская чета, либо нобелевский лауреат… коммунисты же вообще ни к чему. А самое милое дело, подумал Курт Фридеман, чтобы опять приехал федеральный президент Теодор Хойс>{42}… Этот высокопоставленный гость всегда обходителен. Хоть он и глава государства, а все же спросил Элкерса, где тот потерял руку (в Польше, сказал портье, в первый год войны), после чего, выпив два стакана красного, отправился на завтрак по случаю открытия нового рейнского моста: Теперь вам больше не придется возить свою «Львиную горчицу»>{43} на лодках…
— Фридеман, вы бы вернулись к дыроколу.
Реплика шефа, обращенная к полноватому помощнику, который в этот момент проводил рукой по телефонной трубке, прозвучала вполне однозначно. Фридеман, тем не менее, еще минутку помедлил. Слишком уж соблазнительно выглядели две феи, которые бойко прошествовали мимо отсалютовавшего им Роберта Элкерса. На брюнетке — красное платье в белый горошек. На блондинке, ее спутнице, — платье в бело-голубую полоску. Обе вполне могли бы участвовать в здешнем показе мод. Красавицы вместе держат за ручку большую корзину, слегка приминающую их пышные юбки. В важности этого фрахта — поскольку музыкальный аппарат уже доставлен — никаких сомнений не возникает. Ясно: сейчас они подойдут к рецепции.
Губы брюнетки мерцают вишнево-красным. Локоны блондинки подрагивают при каждом шаге. До чего же хороши обе Дочери Рейна! Приближались они на высоких пробковых платформах. Оскар Зимер, казалось, тоже был очарован — и поклонился им.
— Добрый день, — пожелала нимфа Фруктовые Губки.
Из-за ее белозубой улыбки, из-за аромата поцелуя, явственно ощутимого, обоим служащим на рецепции хотелось, чтобы это радостное приветствие прозвучало еще много-много раз (и удлинилось за счет дальнейших приятных неожиданностей). Но им пришлось обратить свой слух к другому, светловолосому чуду.
— Мейстерзингеры, Сад Клингзора>{44}, Валькирии и Тристан, — объявляет Светловолосая.
— Лоэнгрин плюс Риенци>{45}, — добавляет ее спутница.
— Кое-что только в отрывках.
Обеих хотелось бы слушать часами.
Господин Фридеман, выглядывающий из-за спины шефа, думает, что может без опасений наслаждаться этими круглыми щечками, грациозными шейками и безупречной кожей в вырезах декольте.
— Чем мы могли бы с радостью услужить юным дамам? — Оскар Зимер, наклонившись вперед, выпрастывает из-под форменного рукава манжет рубашки.
— Всё как вы заказывали, — летние прелестницы переглядываются, будто ища друг у друга поддержки. — Через фирму «Бунке» (даже само это имя преображается в их устах в сладостное обещание) заказ поступил к нам. Правда, Риенци имеется только на шеллаке. Но мы не думаем, что Мастер склонит свой слух к ранним произведениям Мастера. В Риенци еще нет этого Растекающегося, этого ухода по дуге в Космос, этого мерцающего замирания в Бесконечности, этого колыбельного раскачивания и опьянения высочайшим блаженством, которые уже в Тангейзере освобождают нас от всех жизненных шлаков.
— Прелюдия, дорогая Регина, никогда и не может достичь достаточной протяженности.
Автобиографический роман «Портрет Невидимого», который одновременно является плачем по умершему другу, рисует жизнь европейской богемы в последней четверти XX века — жизнь, проникнутую духом красоты и умением наслаждаться мгновением. В свою всеобъемлющую панораму культурного авангарда 1970–1990-х годов автор включил остроумные зарисовки всех знаменитых современников, с которыми ему довелось встречаться, — несравненное удовольствие для тех, кто знаком с описываемой средой. Перед читателем разворачивается уникальный портрет эпохи, культивировавшей умение превращать жизнь в непрерывный праздник, но вместе с тем отличавшейся трагическим предощущением заката европейской культуры.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.