Королевская аллея - [15]

решила позаботиться о крещении своего воспитанника. Крест она повесила над его кроватью с самого начала. Дело дошло до сильной выволочки, когда она — поблизости от Спасителя — обнаружила у него в кармане талисман: извивающуюся змейку из стеатита, которую так приятно сжимать в кулаке: Ты, оказывается, даже не правоверный магометанин. Тысяча чертей! Ах, этот остров! — Еще тягостнее был более поздний инцидент. От внимания бдительной Mevrouw Буман не укрылись пятна на простыне мальчика: Это я тебе запрещаю. Что за неприличные сны тебе снятся! Такое в моем доме больше не должно повториться. Но что мог поделать четырнадцатилетний мальчишка со своими снами, о которых утром, как правило, уже ничего не помнил? Тогда же он стал замечать, что хозяйка, со времени сделанного ею открытия, не просто иногда искоса и укоризненно поглядывает на него, но также — что странно, — спрятавшись за оконной шторой, наблюдает, как он работает в саду. — Может, продолжительная жара сделала эту бездетную женщину немного истеричной. Ему теперь было как-то не по себе, если он оставался в доме наедине с Mevrouw. Она, наверное, и сама это чувствовала. Я приискала для тебя место, где ты сможешь чего-то добиться. Анвар, Mijnheer ван Донген уже знает, что завтра ты к нему явишься. Он постоянно ищет усердных работников, из местных. Ты начнешь как носильщик багажа. Но именно так человек и врастает в профессию. Если докажешь свою смышленость, то, возможно, получишь место кельнера или даже какую-то должность повыше. Мордочка у тебя смазливая.

Теофилус ван Донген действительно принял его, как подсобную рабочую силу, на службу в Hotel Centraal — первый и единственный отель в Паданге. Там останавливались переночевать владельцы горных плантаций, правительственные чиновники, заглядывали и офицеры из Форт-де-Кока^{69}; за чашкой чая — или чтобы потанцевать — здесь собиралось всё это европейское общество, вся белая элита… Как мальчик на побегушках, Анвар часто бывал в городе, потому что считалось неприличным, чтобы европейцы ходили пешком по жарким и пыльным улицам… Всего лишь несколько лет спустя, в период японской оккупации^{70}, многие из этих европейцев были убиты. Другие умоляли пощадить их, когда позже войска Сукарно^{71}, после жестокой борьбы, привлекали бывших колониальных господ к военно-полевому суду. Те, кому удалось спастись, теперь стареют в тесных домах Голландии, где пальмовые веера прямо у них в руках рассыпаются в пыль. В Индонезии парадный портрет королевы Вильгельмины уже не найдешь ни на одной стене…

А в те стародавние времена с кальвинистскими богослужениями, подневольным трудом на каучуковых плантациях, первыми массовыми профилактическими прививками в деревнях — как раз в тот день, когда немецкий крейсер «Эмден», прибывший с дружественным визитом, встал на якорь в гавани Паданга, то есть 20 февраля 1938 года, еще до начала бала и фейерверка в честь именитых гостей, — Клаус Хойзер снял номер в отеле Centraal…

— Here we go, Anwar[10].

Батак^{72} с примесью яванской крови неохотно оторвался от уток. Вероятно, впервые с кайзеровских времен по здешнему газону шагал человек в белых гамашах. Остатки печенья он сунул в карман пальто… По меркам индонезийских островов Анвара можно назвать высоким. Его темная кожа, отливающая синевой, уже три дня привлекает к себе удивленные взгляды немцев. Наверное, это посланец какой-то страны, сын султана, приехавший посмотреть на наше послевоенное возрождение, полагают некоторые. Здесь ведь никого не увидишь, кроме местных белых, англичан в военной форме и считанных негров, из числа американских солдат. Лицо у Анвара соразмерное, но, когда он говорит, оно часто кажется странно неподвижным. Или люди обращают внимание только на полные губы, которые, как только он замолкает, снова складываются в благожелательную улыбку? Все же с ним лучше держать ухо востро. Анвар, конечно, может часами сидеть на полу, в позе лотоса, и медитировать, устремив взгляд в пространство. Но, с другой стороны, в Шанхае он уговорил гостиничного администратора снизить на целую треть плату — фиксированную — за их номер; а китайского уличного торговца, который пытался всучить ему перезрелые плоды манго, выдавая их за свежие, довел до такого состояния, что тот потом стыдливо опускал голову всякий раз, когда они проходили мимо его лотка. Клаус, хотя именно он обычно отдает распоряжения и высказывает пожелания, не мог бы с уверенностью сказать, кто из них двоих в каждом конкретном случае принимает окончательное решение. Однажды он потребовал, чтобы в номере повесили клейкие ленты, против ночных насекомых. Анвар вместо этого расставил чем-то наполненные глиняные горшочки, в которых бесследно исчезала ночная нечисть. А недавно, когда Клаус искал роскошный подарок для мамы, он поручил Анвару раздобыть отрез алой чесучи, для вечернего платья. Развернув пакет, Мира долго восторгалась драгоценной материей… синего цвета, который, конечно, гораздо больше подходит для пожилой супруги профессора. Пока длилась эта сцена, лицо Анвара не выражало раскаяния — скорее уж то тихое торжество, которое Клаус так часто у него подмечал. Кто бы мог подумать, что бывшему служащему отеля