Королева Виктория - [29]

19 июня состояние здоровья короля стало безнадежным.

Глава 4

Вильгельм IV испустил дух в третьем часу ночи. Лорд Конингем и архиепископ Кентерберийский отделились от толпы придворных и вместе с личным врачом короля поспешно покинули покои усопшего в Виндзорском дворце. Их карета, запряженная четверкой лошадей, которые всю дорогу неслись галопом, остановилась на заре перед Кенсингтонским замком.

Привратник разворчался и поначалу не хотел их впускать. Наконец он отпер ворота. Но им вновь пришлось ждать, пока проснутся обитатели дворца. Служанка побежала предупредить герцогиню, а та разбудила свою дочь. Виктория набросила на плечи пеньюар. И вот она появилась, впереди нее шла мать с зажженным факелом в руке, сзади — Лецен с флаконом нюхательной соли. С неприбранными волосами и в шлепанцах на босу ногу, она держалась спокойно и с достоинством.

Двери гостиной закрылись за ней. Едва лорд-камергер произнес слово «королева», Виктория тут же протянула ему руку для поцелуя, как предписывалось этикетом. Трое мужчин опустились перед ней на колени.

Выйдя из гостиной, девушка разрыдалась. Она горько сожалела о том, что накануне не поехала в Виндзорский дворец отдать последний долг королю: «Он всегда был так добр ко мне. Должно быть, он подумал, что я неблагодарное и бессердечное создание». Вместе с Лецен она поднялась в свою комнату и облачилась в траурное платье.

Барон Штокмар уже явился с последними наставлениями от бельгийского короля. Они вместе позавтракали, и он продиктовал ей те слова, которые она должна будет сказать премьер-министру, дабы выразить ему свое доверие. Его визит был назначен на девять часов утра.

Лорд Мельбурн, три года назад возглавивший правительство вигов, был почти не знаком с этой юной барышней, готовившейся взойти на престол. Виктория протянула ему руку для поцелуя и заявила о своем намерении сохранить за ним пост премьер-министра. Он коротко ввел ее в курс ее обязанностей и описал ожидавший ее церемониал. Он вслух зачитал ей речь, которую ей предстояло произнести днем. Ее ничто не удивляло. Она была хорошо подготовлена к своей королевской работе.

Она немедленно отправила письмо с соболезнованиями своей тетке Аделаиде, которая попросила у нее разрешения остаться в Виндзорском дворце до следующего после похорон утра. Виктория умоляла ее «думать только о своем здоровье и оставаться в Виндзоре столько, сколько пожелает». Свое письмо она адресовала «Королеве Англии». Ей указали на то, что она пропустила слово «вдовствующая». «Знаю, — ответила Виктория, — но я не хочу быть первой, кто обратится к ней таким образом». Она уже отправила два коротеньких письмеца — Леопольду и Феодоре, — подписанных «Victoria R» — «Виктория К(оролева)».

В половине двенадцатого дня в Красной гостиной Кенсингтонского дворца она провела свой первый Тайный совет. Все самые важные особы королевства изъявили желание присутствовать на нем, чтобы стать свидетелями первых шагов новой государыни. «Всем было ужасно интересно, как столь юная, неопытная и плохо знающая свет особа пройдет через это испытание, и посему во дворце собралось множество представителей прессы, хотя приглашения из-за недостатка времени были разосланы далеко не всем», — писал хроникер королевского двора Чарльз Гревилл.

Молодой депутат парламента Бенджамин Дизраэли проводил лорда Линдхерста до дверей гостиной, но сам не был допущен на церемонию, которую описал в своем романе «Сибилла»: «Там собрались прелаты, генералы, самые выдающиеся люди королевства… люди, поседевшие от своих мыслей, славы или возраста… Приглушенно переговариваясь друг с другом, они пытались маскировать волнение, которое, как признался потом кое-кто из наиболее видных государственных деятелей, испытывали в тот момент… Тсс! Двери распахнулись, она появилась на пороге; установилась такая глубокая тишина, какая бывает в лесу в жаркий полдень. Вслед за ней вошли ее весьма импозантно выглядевшая мать и несколько придворных дам, но, едва поприветствовав присутствующих, они тут же удалились, а Виктория взошла на трон: маленькая девочка, впервые в жизни оказавшаяся одна на собрании взрослых мужчин».

Своим мелодичным голоском она зачитала заявление: «Я без колебаний полагаюсь на мудрость парламента и любовь моего народа… Моей постоянной заботой будет поддержка протестантской веры в том виде, в каком она закреплена законом». У присутствующих от волнения на глаза навернулись слезы, и у первого — у Мельбурна, который был покорен ее величественными манерами и скромным поведением. Своей молодостью она походила на принцессу Шарлотту. А каждый ее жест, лицо и голубые глаза навыкате заставляли вспомнить также ее деда, короля Георга III. Она грациозно сделала несколько шагов навстречу герцогу Суссекскому, с трудом передвигавшемуся, но не пожелавшему пропустить церемонию. В тот момент, когда оба ее дяди опустились перед ней на колени, чтобы произнести клятву верности, «она покраснела до корней волос».

Как только она вышла, по залу пробежал гул одобрения. Все были единодушны: белая ручка, к которой они только что прикладывались, оказалась «на редкость нежной». Престарелый герцог Веллингтон воскликнул: «Я и мечтать не смел, что юная девушка способна так хорошо справиться со своей ролью, как она это проделала!» А Пиль, новый лидер партии тори, спустя несколько дней заметил, выступая в парламенте: «Есть вещи, которым невозможно научить, и никакие уроки тут не помогут».