Королева Таврики - [12]

Вот и сейчас, переходя из армянского квартала в латинский, она услышала за спиной:

— Смотри, да это же Марина Северская, твоя невеста!

Девушка быстро оглянулась и нахмурилась: эти слова произнес известный в округе насмешник и приживал Давид, а были они обращены к Варадату — юноше, которого Андроник и впрямь прочил в мужья своей падчерице. Варадат, хоть и был сыном богатого купца, нисколько не нравился Марине, и она злилась, когда его называли ее женихом. Девушка скользнула презрительным взглядом по тощей фигуре остроносого хитроглазого Давида и по красновато-веснушчатому лицу дородного, пышно одетого Варадата, который, осмелев в присутствии нахального дружка, воскликнул:

— Да за такую красавицу невесту любой султан отдаст мешок золота!

Вероятно, предполагаемый жених решил, что девушке должны быть лестны его слова, но Марина лишь пренебрежительно усмехнулась в ответ:

— Тебе лучше знать, какая невеста сколько стоит, ты же привык торговать живым товаром. Однако мне недосуг с вами болтать, я спешу по делам.

И она устремилась вперед, оставив незадачливого поклонника в некотором замешательстве. Впрочем, Марина упомянула о торговле живым товаром вовсе не ради красного словца, а потому что и вправду семья Варадата Хаспека разбогатела, занимаясь работорговлей — весьма прибыльным и распространенным промыслом в Кафе. Спрос на невольников стал особенно велик после того, как чума прошлась своей страшной косой по Европе. Теперь раба, которого в былые времена можно было купить в Кафе менее чем за 200 аспров[7], предприимчивые работорговцы продавали за 600 аспров и выше. Рабов приобретали по большей части у татар, похищавших людей в славянских землях и на Кавказе. Но иногда и сами купцы-латиняне, не чуждые корсарству, захватывали пленников. И хотя охота за людьми пресекалась генуэзскими властями Кафы, наказание за нее не отличалось суровостью. Здешний невольничий рынок был крупнейшим на Черном море, и самые знатные из горожан не чурались прибыльного промысла.

Но в семье Андроника Таги, гордившегося основателем своего рода — ученым поэтом-певцом, к работорговле относились с оттенком презрения. Сам Андроник торговал зерном, солью, а также весьма прибыльными товарами с Востока — пряностями и шелком. Однако не слишком уважаемая им торговля семьи Варадата Хаспека не останавливала Андроника в стремлении выдать падчерицу замуж за богатого молодого купца, готового взять Марину даже без приданого. Впрочем, девушка надеялась, что с помощью матери ей удастся избежать союза с Варадатом, к которому не лежало ее сердце.

Проходя по улицам, Марина с невольным любопытством задерживала взгляд на женщинах-латинянках, которые в Кафе встречались довольно редко. Генуэзцы, хоть и правили городом, составляли среди горожан немногочисленную группу. Сюда, в далекие заморские земли, в поисках богатства и удачи отправлялись в основном молодые неженатые мужчины. А те, что были постарше, редко привозили с собой семьи. Некоторые итальянцы женились уже в Кафе, на местных женщинах, охотно перенимавших латинскую моду и обычаи. Заметив возле ювелирной лавки юную латинянку — видимо, дочь богатого генуэзского купца, — Марина быстрым взглядом окинула ее платье, отмечая каждую деталь: узкий лиф, перехваченный под грудью поясом, из-под которого ниспадает бесчисленными складками длинная юбка, рукава с раструбами у запястья, воротник, отороченный кружевами.

Итальянская девушка, в свою очередь, бросила любопытный взгляд на Марину, в одежде которой сочетались славянские, греческие и армянские мотивы. Отойдя на несколько шагов, Марина и сама себя критически осмотрела сверху вниз: белая рубашка с вышитым воротом, синяя юбка, передник, пояс с серебряными застежками. Живя в доме Андроника и уступая его обычаям, Марина часто заплетала волосы в две тугие косы и надевала расшитую золотом армянскую шапочку-феску. Но сегодня, второпях, девушка лишь слегка прибрала волосы, заплетя их в одну свободную косу и надев на голову серебряный обруч. Невольно сравнив себя с нарядной итальянкой, Марина отметила, что тоже выглядит недурно, хотя на взгляд латинян, наверное, простовато.

Миновав пару извилистых улиц, Марина вошла в квартал, примыкавший к башне Джиованни ди Скаффа, называемой горожанами Замок. Эта башня, входившая во внешнее кольцо оборонительных сооружений Кафы, была видна издалека и словно напоминала горожанам о своей особой роли главного и последнего укрепления, способного выдержать длительную осаду, даже если другие бастионы падут и защитники Замка окажутся в полном окружении врагов.

Бросив взгляд на неприступные стены грозной круглой башни, Марина свернула к маленькой площади, на которую выходил фасад аптечной лавки Эрмирио. Этот пожилой, всегда одетый в монашескую рясу латинянин не был генуэзцем; Марина знала, что он родом из другого итальянского города — Флоренции. Об аптекаре рассказывали, будто он был изгнан из монастыря за какие-то прегрешения и, будучи сведущ в лекарствах, нанялся корабельным лекарем к генуэзскому купцу, который и привез его в Кафу, где Эрмирио успешно обосновался и жил уже много лет, вполне освоившись со здешними порядками.