Королева отшельников - [2]

– Не под забором, а на вокзале. На скамеечке лежала. Вот такой сверточек. – Отец раздвинул ладони сантиметров на сорок. – Махонькая, красивая, глазки как вишенки. И молчишь, не плачешь. Я и забрал тебя. Не оставлять же было тебя одну на этой грязной деревянной скамейке.

– А про опорный пункт милиции тогда ничего никто не слышал, да? – усмехнулась она. – Их на тот момент на том полустанке не существовало вообще, так?

– Нет, не так.

– А как?

Она обожала слушать эту историю. Она у отца каждый раз обрастала все новыми и новыми подробностями. И иногда, да, он путался в показаниях. И ей становилось жутко интересно, а где же настоящая правда?

– А так, что мне на тот момент нельзя было к милиционерам обращаться.

– Почему? – Она скрестила руки на груди. Глянула весело. – Не брит был? Или пьян?

– Ладусик, дочка, ну ты же знаешь, – захныкал он притворно и ладонью глаза прикрыл. – Документов у меня на тот момент с собой не было. Пристали бы. Пока личность установили бы, пока разобрались, тебя бы в Дом малютки отправили. А я не мог! Не мог тебя уже из рук выпустить. Сразу сердцем к тебе прикипел, дочка.

– Ох, папка, беда с тобой. – Она рассмеялась, встала на цыпочки, дотянулась до его щеки и поцеловала звонко. – Вот поэтому и была придумана история о романтических отношениях моих родителей. Чтобы, не дай бог, ты свою не рассказал. Настоящую.

– А что в ней тебе не нравится?

Лада передумала идти к себе и пошла в гостиную. Надо было убрать со стола. Отец маршировал следом.

– Не думаю, что мамаше Ильи понравится, что ее сын выбрал себе в жены подкидыша. Без роду, без племени!

Она склонилась над столом, принялась перекладывать в одну тарелку сыр, ветчину, колбасу.

– Ой, Лада! – Лицо отца комично сморщилось, когда он усаживался за стол. – Никто не знает, чья ты. Ты моя дочь, и точка. К тому же неизвестно, чьих будет Илья твой. Ты же не знакомилась с его родителями.

– У него одна мать.

– Понятно. – Он успел схватить кусок ветчины прежде, чем Лада убрала тарелку со стола. – А у тебя один отец.

– Ты на что это намекаешь? – фыркнула она, замирая посреди гостиной с тарелками в руках. – Хочешь с матерью Ильи закрутить роман?

– Фу! О чем ты, детка? – Он вяло жевал, мечтательно поглядывая на окно, за которым жарило весеннее солнце. – Мои романы давно в прошлом. Стар я для таких забав. Тебя вот отдам замуж и…

И чем он потом займется, он понятия не имел. Рыбачить он не любил. В карты и домино с соседями во дворе не играл. Потому что всегда выигрывал. И этого ему не прощали. Гнали прочь. Из дома Ильи его тоже наверняка погонят. Если и не погонят, то желанным гостем он там вряд ли будет.

Он знал.

– Па, а может, тебе и правда приударить за ней?

– Ой! – Он снова комично сморщился. – Ты сама ее хоть раз видела, Ладушка?

– Нет.

– Вот, а мне предлагаешь. Может, она кривая и косая. – Он скособочил рот набок. – Толстая и противная. К слову, чем она вообще занималась всю свою сознательную жизнь?

– Ты о чем?

Лада отнесла тарелки, собрала со стола чашки, блюдца.

– На чем сделала себе состояние? Запонки ее сына стоят дороже, чем наша мебель в гостиной. Поверь, я в этом разбираюсь.

– Я тоже, папа! Забыл? – фыркнула Лада. Сходила в кухню. Вернулась за чайником. – Да, недешевые. Но чем занималась его мать, не знаю. Сейчас она отошла от дел. Передала бразды правления сыну.

– Илье?

– Да. Он у нее один.

– А сама? По курортам летает?

– Нет… Не знаю. – Лада осторожно, чтобы не просыпать на пол крошки, свернула скатерть. – Илья будто говорил, что она болеет. Тяжело. Будто даже ходит на костылях. Что-то с суставами.

– Возрастное, – поддакнул отец.

И покосился на свои колени. С его суставами все было в полном порядке. Он занимался своим здоровьем смолоду. Точнее, с тех самых пор, как в его жизни появилась дочка. Раньше пробежки, теперь быстрая ходьба. Холодные обливания. Периодическое голодание. Ему просто необходимо было быть крепким. Он должен был ее вырастить. Допустить, чтобы она снова осталась одна, он не мог.

И вот теперь ее у него забирают. Насовсем. Какой-то кудрявый белокурый пижон, сильно смахивающий на известного поэта. Если честно, то Илья не понравился ему с первого взгляда. Еще до того момента, как попросил у него руки его дочери. Слишком изнежен, слишком избалован, манерен.

Ладе будет с ним сложно. Она привыкла к другой жизни.

Не к бедной, нет. Он не жалел себя, делал все, чтобы она ни в чем не нуждалась. Он на совершеннолетие подарил ей машину. Новую, из салона. Не потому, что машины были у большинства ее сверстниц, а потому что это стало необходимостью. Ездить в институт ей приходилось с тремя пересадками. Но при всем при том, что она одевалась красиво и модно, стриглась в дорогом салоне и раз в полгода позволяла себе слетать куда-нибудь на отдых, Лада не была избалованной. Есть – хорошо, нет – не страшно.

Так он ее воспитал.

И прекрасно существовать она могла совершенно в спартанских условиях. Мягкие диваны под нежнейшим бархатом, да, пусть будут, не лишние. Но если их нет, она могла уснуть на голом полу. И проснуться отдохнувшей.

А этот ее Илья…

Нежные щеки, вялые губы, ухоженные ногти. И эти белокурые кудри по плечам. Отвратительно!