Королева Лир. Чудесные истории - [11]

Гению обычно доставалось откликнуться на нижнюю часть папки для нот, но на сей раз только край юбочки трепыхнулся в нём и исчез.

Крошка помахала деду сквозь витрину (целые россыпи розовых вееров отразились в зеркалах) и помчалась со своей скрипкой в школу.

От волнения зеркала немного дрожали (или это прогрохотал мимо очередной мусороуборочный танк).

И тут опять наступила слепота, которая длилась мгновение.

Это Одиночество просквозило мимо в своих жадных поисках.

Оно имело возможность найти жертву в любом месте, в том числе и здесь, – и витрина ничего не смогла бы с этим поделать, однако зеркала трепетали. Кривое з. плакало уже откровенно (жалело себя).

И в этот момент прозвучало:

– Рыжая Крошка прекрасней всего, что есть на свете!

Они едва не раскололись от ужаса.

– Кто? Что? Зачем? – зазвенели стёкла.

– Дурак! Гений – идиот! – рявкнул Дядя Свист.

– Ни Венеция, ни Венера, ни Нефертити, ни все красавицы мира, ничто не сравнится с Рыжей Крошкой!

Это вещал Гений. Это говорил он, тихоня, вечный молчальник.

– Зачем? – тоскливо забормотали зеркала. – Не надо, не надо произносить!

– Она скоро появится здесь, потому что, по-моему, она забыла ноты! – продолжал Гений своим громким глуховатым басом.

– О, о… Зачем?.. Предатель… Молчи, дурак, убьём… Что ты делаешь?.. Вот вам и Гений… А вы валили на меня… А я всегда знал, что он такой… Он сошёл с ума! – звенело в витрине.

– Она скоро вернётся! – трубил Гений.

Дважды промелькнуло взбудораженное Одиночество, дважды всё погружалось в мгновенный сон.

– Вот она идёт, я сейчас её отражу! – из последних сил крикнул Гений. Он весь дрожал. Стекло витрины звенело.

– Гений, это злодейство, – перебил его Дядя Свист. – Это предательство!

– Вот она! Смотрите! Вот! Тут! – хрипел Гений.

В этот момент Одиночество всей своей безымянной массой встало в зеркалах витрины и даже как бы нагнулось всмотреться, откуда идёт этот голос, – и жизнь ушла, как бы выпитая со стеклянных поверхностей. Не было ничего.

Однако прошло время – и зеркала стали оживать. В них снова заиграл свет, снова отразились машины, люди, облака.

Крошки не было. Она исчезла.

Зеркала всё поняли.

Они запотели, по их стёклам, драгоценным, старинным, поплыли дорожки слёз. Жизнь затуманилась, перестала двигаться и сверкать. Порча надвигалась на хрусталь, на деревянные резные рамы. Старые зеркала источали влагу.

В витрину изнутри заглянула встревоженная Кувшиня, позвала хозяина. Они вдвоём стали вносить зеркала в дом, потом пытались заделывать какие-то подозрительные щели в оконном стекле.

Зеркала неудержимо плакали. Кувшиня протирала их, выжимала тряпочку и снова протирала – и всё без толку.

Пока вдруг у витрины на улице не остановился хрупкий силуэт, осенённый кучей тёмно-красных кудрей, и пять длинных пальцев не выбили на стекле лёгкую дробь!

– Деда! Привет! Чё случилось? Кувшиня, что с тобой?

– Не Кувшиня, а Графиня, – привычно поправил её дед.

Зеркала тут же быстро просохли, опомнились, у них закружились от счастья отражения – вот потолок магазина, вот стены, битком забитые шкафчиками и полками со всякой ерундой, вот дорогая Графиня, вот любимый хозяин, который радостно машет в сторону двери, вот принцесса Рыжая Крошка, которая ворвалась в магазин со своей скрипкой и завопила:

– А я ноты дома забыла! Играла по памяти!

Графиня ахнула:

– На экзамен без нот??? Сумасшедшая!

– Три с плюсом! Вот! Закончила, всё! Ур-ра!

– Жива, жива, – пели зеркала.

Все, кроме одного.

Гений остался лежать в своём углу кучкой пепла с крошечным кристалликом внутри.

Вскоре переселенцев протёрли насухо и повесили по местам.

Там-то всё и обнаружилось.

Большое Псише сказало, как отрубило:

– Гений не выдержал своего предательства.

– Да, да, – откликнулись, сверкая от счастья, остальные.

Ведь произошло чудо: о них позаботились, их приглашали в гости в дом – целое приключение!

А Дядя Свист после долгого молчания вдруг сказал:

– Ну нет. Ну уж нет.

– Почему нет? Да и да! – решительно ответило Псише.

– Я говорю нет, не предательство.

– Докажи! – вякнуло Кривое з. У него снова появилось право голоса. Рыжая Крошка спаслась!

– Гений остановил его. И погиб. Уменьшился до точки.

– Остановил кого? – спросило Кривое з. недоверчиво. – Мы, зеркала, вообще можем останавливать всех прохожих.

– Он остановил того, у кого много имён, – отвечал Свист. – Поймал его на приманку. Заставил стоять и смотреть. Заставил отразиться в себе.

– Подумаешь! Все останавливаются и смотрят. Я тоже могу заставить любого! – не унималось Кривое з.

– Тот, у кого много имён, должен быть всё время в движении. Таков закон. Он налетает, как вихрь, и не останавливается.

– Гений был такой маленький, он бы не смог поймать Одиночество, – возразило Псише. – Даже я не в силах было бы его отразить полностью. Есть, конечно, очень большие зеркала. В Зимнем дворце. Да и то сомневаюсь.

Все уважительно закивали. Царские дела!

– Гений знал свою силу. Он уже не раз использовал её и потому стал таким маленьким. А тут он отразил того, у кого много имён, и совсем погиб, – продолжал Дядя Свист. – Помните, он сказал: «Я могу остановить»?

– Мало ли кто что говорит! – ядовито ответило Кривое з. – Я тоже много чего говорю, но это ведь ничего не значит! У меня, ребята, не было никакого желания предавать Рыжую Крошку! Так просто, на язык попало! Я и ляпнуло! А вот Гений – это да. Он специально!