Королева Лебедь. Литовские народные сказки - [39]

Возвращаются трое королевичей домой, а колечко дурачка — всех лучше. Хотел было король объявить наследником младшего сына, да братья опять ни в какую. Приказал тогда король сыновьям привести по жене. Чья жена будет всех прекрасней, тому и царствовать. Пошли королевичи по белу свету. Пригорюнился дурачок и опять — к жабе. А та его утешает:

— Не плачь. Все будет ладно.

Велела она принести ложку и привести шесть мышей. Запрягла мышей в ложку и сама в нее уселась. Мыши тотчас обернулись борзыми конями, ложка — каретой, а сама она — прекрасной королевной. Сел дурачок в карету и поехал с королевной ко двору. И тут жена дурачка оказалась всех прекрасней. Теперь уж братья не стали перечить и король сделал дурачка наследником. Сев на царство, младший правил так мудро, что никто уж не называл его дурачком.

Ежик-Топотун

Жил в давнее время один дровосек. Пошел он как-то в лес пни корчевать. Корчевал он, корчевал, глядь — к нему ежик подкатился. Уселся дровосек пообедать. А ежик как увидит, что хлебная крошка упала, тут же подберет. И так этот ежик понравился дровосеку, что он его и принес домой. Устроил ежику мягкое пуховое гнездышко и уложил его. Пошли хозяева спать в клеть и посуду немытую оставили. Тогда ежик поднялся с постельки, огонек вздул, посуду вымыл, котел вычистил, лавки, стол выскреб, избу подмел. Принес воды, налил полный котел, а сам опять улегся.

Поднялись хозяева вместе с солнышком, а у них и вода нагрета, и пол подметен, и лавки вымыты.

Обрадовались хозяева, что раздобыли такого смышленого ежика: ведь у них никого-то не было — ни дочки, ни сыночка. Стали они считать ежика за свое дитятко и имячко ему дали — Топотун.

Вырос ежик и надумал жениться. А неподалеку было королевство, и в нем королевна — писаная красавица. Упросил ежик отца сходить к королю, поклониться, чтоб отдал он за него свою дочь.

Пришел отец к королю и говорит:

— Пресветлый король, не будешь ли столь милостив, не отдашь ли нам свою доченьку?

Король в шутку и скажи:

— Ну что ж, приведи своего жениха, покажи его.

Вернулся отец домой, рассказал ежику. Ежик и отвечает:

— Отнеси меня на всякий случай.

Завернул его отец в шелковый платок и понес. Принес и показывает Топотуна королю. Король расхохотался и сказал:

— Чудной у тебя сыночек: вылитый еж. Что ж, выдам я за него дочь, коли исполнит мой приказ.

Отец на это отвечает:

— Приказывай, король, он что хочешь исполнит.

— Пусть он из моих хлевов да закутов весь навоз, что за три года скопился, за одну ночь вывезет и разбросает по полю, вспашет и проборонит, посеет пшеницу, вырастит и уберет, свезет и обмолотит, смелет и спечет из той пшеницы пирог да принесет его мне горяченьким. Вот тогда я выдам за него свою дочь.

Ежик и говорит:

— Отнеси меня к его хлевам, авось, как-нибудь справлюсь.

Отнес его отец. Взял ежик вилы, и весь навоз выполз из хлевов. Пошел ежик в поле, куда навоз уполз, разок поддел вилами и сказал:

— Разбросайся, навоз!

Навоз по всему полю разбросался. Тогда еж говорит:

— Вспашись, поле. — Поле и вспахалось.

— Проборонись, поле. — Оно и проборонилось.

— Посейся, пшеница. — И посеялась.

— Созрей, пшеница. — И созрела.

— Сожнись, пшеница. — И все поле в снопах.

— Свезитесь на гумно. — И свезлись.

— Обмолотись, пшеница. — И обмолотилась.

— Перемелись, зерно. — И перемололось.

— Испекитесь, пироги. — Испеклись.

За один день управился, до вечера не замешкался: навоз вывез, и пашню вспахал, и пшеницу посеял, и вырастил, и сжал, и свез, и обмолотил, и пирог испек, отнес королю — горяченький, еще пар идет.

Не хотел король слово свое нарушить — велел принести ежика и приказал старшей дочери за него замуж идти. Она в слезы: что за радость за ежа идти. А король приказывает — как тут быть, куда деваться? Пришлось послушаться.

Так королевну силком и выдали замуж за такого чудного жениха. Королевна и приласкаться к нему не может, рыдает она, причитает: «И что это за муж — одни иголки».

Пошли молодые в опочивальню. Только уснула королевна, ежик сбросил шкурку, спрятал под кровать, а сам обернулся молодым красавцем, добрым молодцем. От одного серебра да золота, что на нем были, в горнице светло стало, словно заря занялась. Королевна проснулась от этого света, — и обрадовалась же она, что муж у нее такой красавец. На рассвете он в свою шкурку влез. На другую ночь — опять то же самое: в потемках сбросил шкурку, и опять кругом стало светло. Только на третью ночь, когда он крепко уснул, королевна взяла его шкурку и сожгла. Проснулся Топотун, а шкурки нет. Он и говорит:

— И что ты наделала, горе ты мое, пропал я теперь. Кончалось уж заклятие, что лежало на мне за грехи матери, а теперь я должен идти к морю-океану и семь лет покаяние отбывать. А как уйду я, то и тебя накажу: к чему ты ни притронешься — все будет в железо обращаться. — И отправился он в путь к морю-океану.

А королевна больше и пошевелиться не может: железная еда сковала ее, в тело въелась. Обливается она слезами: «Как быть, куда деваться?!»

Добралась она однажды до отца Топотуна. Упросила его пойти к тому морю-океану. Шел-шел отец, состариться успел в пути, однако же дошел наконец до морского берега. Звал-звал Топотуна, к вечеру явился тот и спрашивает: