Королева красоты Иерусалима - [66]

Он поцеловал ее в лоб и похвалил за отличную учебу. Уголком глаза он заметил жгучую ревность в глазах Луны – она не терпела, чтобы отец уделял внимание кому-то другому, даже если это ее сестра.

Потом он подозвал Бекки и усадил ее себе на колени. – И ты молодчина, радость моя! – сказал он и поцеловал ее.

Рахелика и Бекки вернулись на свои места за столом, и воцарилась напряженная тишина. Все ждали, что теперь Габриэль подзовет к себе Луну и скажет ей что-то по поводу учебы. Но он не сказал ничего.

Тишину можно было резать ножом. Наконец Бекки не выдержала:

– А Луна? Что о ней сказал рав Пардес?

Габриэль, словно не слыша, сказал ледяным тоном:

– Еда стынет, Роза. Подавай ужин.

Не говоря ни слова, Роза поставила на стол кастрюлю с кускусом и другую – с зеленым горошком и мясом в томатном соусе, взяла половник и приготовилась раскладывать еду по тарелкам.

– Стоп, – остановил Габриэль ее руку. – Дай половник Луне, пусть она накладывает.

Рука Розы замерла в воздухе.

– Так чего ты ждешь, Луна? После беседы с равом Пардесом я проголодался, – прибавил он, не глядя на дочь.

Луна покраснела. Никогда прежде отец не говорил с ней так сурово, никогда прежде не оскорблял ее при других, но больней всего было сознание, что она разочаровала его, опозорила перед директором школы. Она поняла, что рав Пардес рассказал о ее прогулах в школе и о поводах, которые она придумывала, чтобы сбежать с занятий. Как она могла думать, что ей удастся благополучно выпутаться из своего вранья? Как могла надеяться, когда, прикрываясь отцовским именем, лгала раву Пардесу, что отец об этом не узнает? Она задела его честь, а ведь честь для отца превыше всего.

Ее рука дрожала, когда она накладывала всем кускус. Ужин проходил в молчании, слышен был только стук тарелок и вилок. Сама Луна не притронулась к еде, и впервые Габриэль не пытался уговорить ее поесть.

Поев, Роза и девочки торопливо стали убирать посуду со стола, но Габриэль остановил их:

– Оставьте. С сегодняшнего дня только Луна будет убирать со стола и только Луна будет мыть посуду. Если она ничему не учится в школе, пусть, по крайней мере, научится чему-то дома.

Семь дней, день за днем, трапеза за трапезой, Луна накрывала на стол, подавала еду, разливала ее по тарелкам, убирала со стола, мыла посуду и складывала в шкаф. Роза с трудом скрывала удовлетворение, видя, как муж теперь обращается с дочерью. Габриэль не стал пересказывать ей разговор с равом Пардесом. Он решил, что займется Луной сам, не привлекая к этому жену. Розе он сказал так:

– О том, что происходит у нас с Луной, ни слова за стенами дома. Ты не будешь говорить об этом ни с Мирьям, ни с Кларой, ни со своей соседкой Тамар или другими соседками.

Что ж, слово мужа было для Розы законом, и она хранила молчание, несмотря на жгучее желание поделиться происходящим с Тамар, своей любимой соседкой.

Всю неделю Луна ходила как тень. Утром она шла в школу и сидела в классе все положенные часы, даже на перемены не выходила. Тяжелей всего было для нее молчание отца. Она была готова терпеть любое наказание – мыть посуду, мыть полы, складывать белье, даже самое страшное – не выходить из дому, но молчания отца она не могла вынести. Это было для нее больнее, чем если бы он бил ее палкой.

Рахелика, у которой сердце болело за сестру, пыталась с ней заговаривать, но Луна замкнулась в себе.

– Что ты сделала, что отец тебя так наказывает? Неужели же это из-за того, что ты плохо учишься?

Луна молчала. Даже любимой сестре она стыдилась рассказать, за что отец ее наказывает.

– Луна, почему ты такая упрямая? Ну расскажи же, за что папа на тебя сердится. Украла что-то?

– Молчи, пустема, сама ты украла!

Она вцепляется в Рахеликины черные волосы и с силой дергает.

– А-ай! – кричит Рахелика. – Отпусти мои волосы!

Но Луна не отпускает, она со всей мочи тянет сестру за волосы. Когда она так делает, то чувствует себя сильной, этаким Самсоном-героем. Поэтому, когда Луна ссорится с сестрами, она всегда таскает их за волосы. И когда ей хочется выразить любовь – тоже. Да и не только сестер – эта процедура известна детям в квартале и двоюродным братьям и сестрам, через нее многие проходили. Все знают, что у Луны есть такая причуда – таскать за волосы.

На крики Рахелики прибегает из кухни Роза, она обхватывает тощее тельце Луны и пытается разнять сестер. Но Луна кричит, тянет, беснуется и окончательно теряет над собой контроль. В конце концов она падает на каменные плиты и разражается плачем.

Долгими часами Луна погружена в себя. Обхватив руками колени, она горько плачет. Роза затыкает уши, чтобы не слышать ее завываний. Она сама поражается, насколько ожесточилось ее сердце, но страдания дочери ее не трогают. За что Габриэль так наказывает любимую дочь, почему доводит ее до слез, она не знает, но его не спрашивает. Захочет – скажет, не захочет – и ладно. Нет у нее больше душевных сил на то, чтобы интересоваться проблемами этой девчонки; та вытянула из нее все силы.

Упряма как ослица эта Луна, гордячка, даже не подойдет попросить прощения, думает Габриэль. Смотрела ему прямо в глаза без всякого стыда, когда они сидели за столом и ужинали. По крайней мере, сильный характер она от него унаследовала, не такая тряпка, как ее мать. Он чувствует ее боль, ей не удается это утаить; он видит, как она поглядывает украдкой, когда он разговаривает с Рахеликой или Бекки, как закусывает губу, когда он обсуждает с Рахеликой газетные новости.