Королева красоты Иерусалима - [63]

Шрифт
Интервал

После кидуша и ужина Мирьям сказала Розе:

– Пока Меркада придет и позовет вас домой, уложи дочек, пусть спят с моими. А когда нужно будет, мы их разбудим, и пойдете спокойно к себе.

Рахелика и Бекки были рады остаться, только Луна заупрямилась:

– Я хочу спать у себя дома! – топнула она ногой.

– Ты будешь спать у себя дома, керида, в своей постели, это только сейчас, а потом придет бабушка, и вы пойдете домой, – уговаривала ее Мирьям.

– Нет! – не сдавалась Луна. – Я иду домой!

Она рванулась, выбежала из дому и понеслась. Роза – за ней.

Не дай бог, кто-то увидит, как я бегу за этой дрянной девчонкой. Пойду спокойно, чтоб она не подумала, что я ее преследую, чтобы в Охель-Моше не видели, как эта девчонка делает из меня посмешище. Если бы я не боялась, что она снова побежит в английскую полицию, я дала бы ей уйти ко всем чертям…

От дома Шмуэля в Суккат-Шалом до их дома в Охель-Моше десять минут ходьбы. Но сейчас они показались Розе вечностью. Она так боялась и Меркаду, и Луну, что ее трясло. Обе – и старая и малая – наводили на нее ужас.

Луна стояла у входной двери, колотила в нее кулаками, пинала ногами, словно лесная дикарка.

– Папа, папа, папа! – вопила она. – Открой мне, я хочу домой!

Но дверь оставалась запертой, и когда Роза подошла к дому, девочка бросилась на плиты во дворе и устроила свое обычное представление. Роза боялась оставить ее там: прошло совсем немного времени с тех пор, как Луна пошла в полицию и донесла, что мать выгнала ее из дому. Она осталась стоять рядом с дочкой, которая оглашала своими воплями весь квартал и мешала субботней трапезе соседей. Никто не вышел во двор – все уже привыкли к спектаклям, которые устраивала Луна, и не особенно беспокоились. Луна продолжала колотить ногами и кричать: «Папа, открой мне, папа!» Роза заткнула уши. Соседи наверняка подсматривают из окон и видят ее позор, а эта девчонка орет и орет, и никто не выйдет во двор, стыд-то какой, даже соседи уже привыкли к тому, что Роза беспомощна. И ничего тут не поделать, пропало ее доброе имя; с такой девчонкой, которая не уважает свою мать, как соседи могут ее уважать?

Крики и завывания Луны разрывают тишину субботнего вечера. Воет на луну, как собака, думает Роза, как сумасшедшая орет…

Внезапно дверь распахивается, на пороге появляется старая карга, стучит палкой по плитам и ледяным голосом припечатывает:

– Баста!

Вой немедленно стихает, девочка с разинутым ртом глядит на бабку, а та поворачивается к ним спиной, входит в дом и захлопывает за собой дверь.

Роза стоит в оцепенении, Луна поднимается с земли и выходит из ворот на улицу. Роза идет за ней. Девочка ускоряет шаги, Роза – за ней по пятам, чтобы снова не пошла в английскую полицию ябедничать и врать. Но Луна не идет в полицию, она идет к дому Шмуэля и там, не сняв ни платья, ни туфель, забирается под одеяло и прижимается к Рахелике. Спустя несколько минут приходит Роза, и Мирьям шепчет ей:

– Она там, с детьми.

Роза входит в комнатушку, отгороженную занавеской от гостиной. Дети рядышком спят на матрацах. Ее девочки теснятся на одном матраце: Рахелика – посредине, а по обеим сторонам от нее – Бекки с пальцем во рту, спящая сном праведницы, и Луна. Лунный свет освещает комнату. Она смотрит на своих дочерей – и встречает взгляд Луны. Ее красивые зеленые глаза широко распахнуты и полны слез и страха.

Сердце Розы рвется обнять дочку, но она боится ее реакции, боится, что Луна снова оттолкнет ее, а она не сможет это выдержать. Роза поворачивается и выходит в гостиную, к деверю и невестке.

Три дня и три ночи не открывались двери дома Габриэля и Розы. Три дня и три ночи провели мать и сын за запертыми дверями и с опущенными жалюзи, и никто не входил в дом и не выходил из него.

– Господи, хлеб-то уже зачерствел, а сыр прокис, дома нечего в рот положить, – удивляется Роза вслух. – Что же они едят?

– Друг дружку, – отвечает невестка, ставя кастрюлю на керосинку. – Пусть поварятся в собственном соку, глядишь, и покончат уже с этой враждой, которая разрушает семью.

– Старая карга небось изгоняет бесов из своего сына, – говорит Роза. – Но кто изгонит бесов из нее самой?

– С божьей помощью выйдут бесы и из нее. Не бойся, керида Роза. Когда свекровь, чтоб она была здорова, выйдет из ваших дверей, увидишь, все встанет на свои места. Габриэль заболел только из-за своей матери. Если она простит его, он тоже простит себя и выздоровеет. Не беспокойся, это только на пользу, что они закрылись в доме так надолго.

На четвертый день, как только взошло солнце, Меркада вышла из дома Габриэля и Розы и пошла пешком к автобусной станции на улице Яффо. Села в автобус и вернулась в дом Аллегры в Тель-Авиве.

Сразу после ухода матери Габриэль встал с постели, вымылся с мылом, сбрил щетину, нашел в шкафу чистую одежду, оделся и пошел на рынок.

Мацлиах, Лейто и Аврамино не поверили своим глазам, увидев его: выглядел он как новенький. Без лишних разговоров Габриэль занял свое место за прилавком и вернулся к повседневной работе.

– Пойди в дом Шмуэля, спроси, знают ли они, где Роза, а когда найдешь ее, скажи, чтобы они с девочками возвращались домой, – велел он Аврамино, и тот бросился исполнять поручение.


Рекомендуем почитать
ЖЖ Дмитрия Горчева (2001–2004)

Памяти Горчева. Оффлайн-копия ЖЖ dimkin.livejournal.com, 2001-2004 [16+].


Матрица Справедливости

«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».


Варшава, Элохим!

«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).


Марк, выходи!

В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.


Матани

Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.


Человек у руля

После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.