Королева красоты Иерусалима - [119]
Она так красива, просто дух захватывает, беременность ей идет, думает Рахелика. Я толстая как корова, а по ней ничего не заметно, кроме маленького животика. Руки, ноги, лицо – все выглядит идеально. Господи, что же ты всю красоту в семье отдал ей одной, а не распределил между нами тремя?
Вот только Луна, в отличие от Рахелики и от всех знакомых женщин, которые не перестают расхваливать ее красивую беременность, ненавидит это состояние, ненавидит свои отяжелевшие груди, свои располневшие ляжки, всю эту неожиданно навалившуюся на нее тяжесть. Ей кажется, что у нее отняли красоту, она уже заметила несколько темных пятен на своей белоснежной коже. Даже походы к портнихе, сшившей ей несколько новых платьев для беременных по выкройкам из модного журнала, не улучшили ее настроения. В своих красивых платьях она чувствует себя грузной и неуклюжей слонихой. Рахелика довольствуется двумя платьями, которые носит поочередно, а у нее десять, и все равно она недовольна.
Единственный плюс в беременности – это то, что Давид перестал приходить к ней по ночам.
– Чтобы мы, не дай бог, не потеряли ребенка, – объяснил он, и Луна вздохнула с облегчением.
Объятия и поцелуи – это все, чего она хочет. Только чтобы он больше не трогал ее своим скользким угрем и не входил в ее тело. Понятно, что они не удовлетворятся одним ребенком, и позже им снова придется это делать, но ведь не обязательно сразу же после родов, можно подождать годик-другой. Да и незачем беспокоиться об этом заранее, сейчас главное – чтобы первенец родился и чтобы все пальчики на ручках и ножках у него были на месте.
Давид ласков с ней и нежен, он старается исполнять все ее капризы, а их, прямо скажем, немало. Об имени для ребенка она с ним еще не говорила, но твердо решила дать младенцу имя своего отца, и никак иначе. Рахелика пусть делает что хочет, пусть называет сына именем отца Моиза, она же назовет сына Габриэлем, даже если Давид пригрозит уйти. Но пока что она откладывает этот разговор с Давидом: пусть сначала ребенок родится, а уж потом она сообщит мужу, что давно выбрала имя. Ну а если родится девочка, пусть называет ее именем своей матери, на здоровье.
8
Габриэль сидит в кресле, прижавшись ухом к радио. Новости скверные: англичане перехватили еще один корабль с нелегальными репатриантами и отправили всех пассажиров в лагерь для перемещенных лиц на Кипре. Скоро придут дети, они хотят поговорить. Он знает, о чем: выхода нет, нужно продавать лавку курду Мордуху, ведь еще немного – и денег не будет даже на еду. Дела хуже некуда: с лавкой покончено, со здоровьем покончено, и жизнь его тоже скоро закончится. Так пусть, по крайней мере, Розе что-то останется после его смерти. Она в последнее время такая тихая, ее почти не слышно, ухаживает за ним, как за грудным младенцем, и не жалуется. Помогает ему встать с кресла, лечь в постель, одевает его и раздевает. Он уже ничего не может сделать сам, полностью от нее зависит, а она, со своим всегдашним спокойствием и силой, о которой он раньше и не подозревал, заботится о нем круглые сутки. Встает раньше него, готовит ему чай с бисквитами, придерживает чашку, чтобы не выпала из его дрожащих рук, вытирает ему рот, чтобы не капнула слюна. Потом снимает с него ночную одежду и переодевает в чистую пижаму. Теперь он все время в просторной пижаме, ему неудобно в облегающей одежде. Болен он уже вполне официально и даже перестал бороться с болезнью, искать лекарство – все равно в такие времена невозможно поехать ни на Мертвое море, ни на горячие источники в Тверию. Вот если бы можно было привезти воды из Тверии… В этой горячей маслянистой воде ему чуть получше.
Дети скоро придут, и он скажет им, чтобы действовали на свое усмотрение. Пусть продают лавку курду. Кто бы мог предположить, что он погубит многолетний семейный бизнес с прекрасной репутацией! Его дед, должно быть, в гробу переворачивается. Ясно как день: он наказан за вину перед отцом. Видно, Рафаэль не простил его даже на том свете.
Габриэль не сомневается: его преследует проклятие матери. С тех пор как он заболел, она ни разу не приехала навестить его. Он непременно умрет прежде нее. Мать похоронит его – и только тогда вздохнет с облегчением. Не волнуйся, мадре керида, скоро я уберусь на тот свет, и ты наконец обретешь покой.
Лавку продали курду Мордуху за смехотворную цену – пятьсот лир. Все понимали, что курд их обирает, но какой выбор им оставался? Сорок седьмой год – плохое время для бизнеса, никто не покупает и не продает, кроме грабителей вроде Мордуха, у которых в тайниках спрятано золото. Рахелика (она вот-вот родит) и ее чудесный Моиз вели переговоры жестко, насколько могли. Рахелика ведь не дурочка, она обошла все лавки на рынке, не жалея своих распухших ног, и выяснила у хозяев их стоимость. Она сознавала, что они продают лавку меньше чем за полцены, но Мордух пользовался их положением и не хотел набавить ни гроша сверх суммы, которую назначил.
– Попробуйте продать кому-нибудь другому, если вас не устраивает, – заявил он, прекрасно зная, что нынче никто ничего не покупает.
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
Один из ключевых признаков современной постмодернистской литературы – фантасмагоричность. Желая выявить сущность предмета или явления, автор представляет их читателю в утрированной, невероятной, доведенной до абсурда форме. Из привычных реалий складываются новые фантастические миры, погружающие созерцающего все глубже в задумку создателя произведения. В современной русской литературе можно найти множество таких примеров. Один из них – книга Анатолия Субботина «Мадонна и свиньи». В сборник вошли рассказы разных лет, в том числе «Старики», «Последнее путешествие Синдбада», «Новогодний подарок», «Ангел» и другие. В этих коротких, но емких историях автор переплетает сон и реальность, нагромождает невероятное и абсурдное на знакомые всем события, эмоции и чувства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.