Королева красоты Иерусалима - [116]

– Делай что хочешь, – отозвалась Меркада. – Все равно мое слово теперь ничего не значит, ни у кого к моим словам нет уважения.

– Ты это заслужила, дорогая мама, – сказала Аллегра и вышла из комнаты.

Разрыв с братом очень огорчил Габриэля, но еще больше его огорчало собственное тело. С каждым днем ему становилось все трудней двигаться. Речь тоже сделалась затрудненной. Очень часто, когда ему хотелось сказать что-нибудь, он решал промолчать: слишком тяжелыми и неуклюжими выходили слова.

Да и Роза была уже не та. И хотя Габриэль был погружен в собственные переживания, он не мог не заметить, что к ней подкралась старость, и лицо избороздили морщины. Ему было больно видеть, что отношения Розы с Луной не только не улучшились после замужества дочки, но стали еще хуже.

Годами Габриэль делал вид, что не замечает, как его любимая дочь обращается с матерью, как ни во что ее не ставит. Когда Луна вышла замуж и покинула дом, он надеялся, что это изменится. Теперь, когда она должна вести свой дом, когда она сама станет матерью и осчастливит их с Розой внуком, она наверняка повзрослеет, перестанет быть упрямым ребенком, который из-за каждой мелочи ссорится с матерью и дерзит ей. Увы, Луна не изменилась, замужество не сделало ее взрослее, но теперь уже он не мог выносить ее поведения. Когда Луна очередной раз грубила Розе, у него это вызывало настоящий гнев, но он был слишком болен и слаб, чтобы сказать ей об этом.

Его сердце было полно печали. Дочь, вернувшая радость и свет в его жизнь, наполнившая счастьем его дни, вознаградившая его за растраченную жизнь, немного смягчившая его тоску по женщине, чье имя он не хочет даже вспоминать, выросла в женщину, вызывающую у него презрение. Ее интересуют лишь наряды и развлечения, она живет в своем мирке дурацких журналов и голливудских фильмов, как будто нет войны и каждый день не убивают людей. Даже ребенка она еще не носит в утробе, а ведь прошло немало месяцев с ее свадьбы в клубе «Менора», на которую ушли все немногие оставшиеся деньги. Роза права: у Луны все не по-человечески. Не то что Рахелика и Бекки. Все приходят к ним послушать радио, но Луне это неинтересно, она уходит в свою бывшую комнату и занимается всякой ерундой.

Рахелика очень рассердила его, когда без его разрешения стала участвовать в операциях «Хаганы», но это все-таки от неравнодушия, ей важно быть причастной к созданию еврейского государства в Эрец-Исраэль. А у Луны ничего подобного; журналы и помада – вот и весь ее мир. Он чувствовал, что совершил немало промахов в воспитании Луны, но его еще мучило, что постепенно он стал от нее отдаляться, предпочитая ей общество умной и доброй Рахелики. Какие они с Моизом молодцы, из последних сил держат лавку на плаву! Счастье, что она вышла за такого хорошего парня, пусть даже он сефард только наполовину. А скоро она еще и родит ему внука. Первого внука он ждал от Луны, но та явно не торопится. И хотя он велел Розе не вмешиваться, но в глубине души знал сам: нехорошо молодой паре так долго тянуть с рождением первого ребенка.

Габриэль пытается поудобнее усесться в кресле среди подушек, но каждое движение причиняет боль. Он делает звук громче: в последнее время у него еще и слух ухудшился. Приемник постоянно настроен на волну «Голоса Израиля», это его окно в мир. Как только он открывает глаза, сразу включает радио. И не выключает, пока не ляжет спать. С тех пор как Габриэль перестал выходить из дому, радио стало в доме фоном, это нить, связывающая его с внешним миром. По радио он услыхал, что объявленную в субботу операцию британцы назвали «Агата», а в ишуве – «Черная суббота»[94]. Более ста тысяч солдат и полицейских участвовало в ней. В Тель-Авиве и Иерусалиме, в десятках поселений и кибуцев был объявлен комендантский час. Арестованы тысячи евреев, среди них и работники Сохнута. И все, что он слышит по радио, сразу же становится главной темой разговора. Рахелика рассказала ему о группе учеников, которые вышли из школы «Альянс» и наткнулись на английских солдат, как раз проходивших по рынку. Школьники остановились напротив солдат и, глумясь над ними, запели «Анемоны»[95]. Те разъярились и погнались за насмешниками, бранясь на чем свет стоит, но детям удалось сбежать под ликующие возгласы торговцев, показывающих англичанам оскорбительные жесты. – Они уже больше не боятся анемонов, папа. Я своими ушами слышала, как кто-то крикнул им «Гестапо!».

Габриэль очень жалел, что не может быть на рынке в такое время: он бы сам плевал в лицо англичанам. И когда прошли многолюдные манифестации, когда толпы несли плакаты и скандировали: «Алии[96] – свободу, страну – еврейскому народу!», он страшно переживал, что состояние не позволяет ему принять в этом участие. Счастье, что есть радио и Рахелика, которые держат его в курсе событий; счастье, что есть соседи, которые приходят посидеть с ним, послушать радио и обменяться мнениями. Так он хотя бы чувствует себя частью происходящего, так он не совсем изолирован от внешнего мира.

Раньше Рахелика регулярно приносила ему газету от толстяка Франца, который всегда интересовался его самочувствием, но теперь безденежье не позволяло покупать газету ежедневно – только раз в неделю. Франц обратил внимание, что дочь сеньора Эрмоза появляется не каждый день, и стал приходить в лавку и отдавать Рахелике вчерашние газеты.