Королева голод - [10]

– Я могу искупить свою вину? – Купцов отчаянно цеплялся за последнюю соломинку надежды.

– Вне всяких сомнений! И сделаете это незамедлительно, – ноги трупа подкосились, и он начал оседать на пол. – Полагаю, что в ванной есть все, что Вам понадобится для искупления.

Сергей Викторович открыл указанную дверь, на ощупь отыскал на пластмассовой полочке бритвенный прибор Ладыгина, вынул из него лезвие и спокойно закатал рукав сорочки.

Брызнувшая из вены тонкая струйка крови ознаменовала начало перехода Купцова в миры, обитатели которых не понаслышке знали о коэффициенте сжатия пространства и чувствовали пресловутое сжатие на собственной шкуре.

Эхо войны

Два старых партизана расположились на живописном склоне оврага, чтобы отметить премию, врученную сельсоветом по случаю годовщины победы, но гульнуть в узком кругу не удалось.

– С праздничком вас, дорогие ветераны! – из зарослей кустов высунулась рыжая голова колхозного водилы и, по совместительству тонкого ценителя самогона Дениса Бурканова.

– Нигде от него не спрячешься, – усмехнулся Матвей Кречет. – Нос у тебя, Динька, винцо за версту чует.

– Верно, Захарыч, – Бурканов бесцеремонно уселся между стариками, по-молодецки выхлебал поднесенный стакан и выудил из кармана смятую пачку «Астры».

– Председатель наш нынче не в себе, лучше на глаза не попадаться. Того и гляди, без выходного пособия уволит.

– И правильно сделает. Таких, как ты от колхозного добра подальше держать надо, – констатировал Василий Михайлович Морозов.

– Я тут вообще не при делах. Он из-за коров злится. Ночью паре буренок кто-то горло перегрыз. Прямо в стойле. Волки, что ли?

– Последнего волка в наших местах лет двадцать назад видели, – покачал головой Кречет.

– Тогда, хрен его знает! – Денис самовольно наполнил второй стакан. – А тут еще и менты, да саперы шастают. Черные копатели ночью подорвались – все трое насмерть.

– А где рыли-то?

– Да в старой дубовой роще.

Бурканов не заметил, как напряглись лица стариков, и продолжал таинственным полушепотом:

– Они не просто на ржавые гранаты напоролись. У каждого пацана на груди знак особый выцарапан. Буква английская, сам видел. Теперь маньяка-душегуба искать будут.

– Что за буква? – нахмурился Матвей Захарович.

Бурканов поднял сухую ветку и, сопя от усердия, вычертил на земле уродца, лишь отдаленно напоминавшего «дабл-вэ».

Старики одновременно встали. Морозов кивнул на две нераспечатанных бутылки вина.

– Хватай Денис, пока я добрый, и проваливай. Мне с Захаровичем поговорить надо.

Когда шофер испарился вместе с дармовым угощением, Кречет промокнул застиранным носовым платком вспотевший лоб.

– Думаешь, Вебстер?

– А ты?

– Мы ж этого урода в сорок четвертом угробили!

– Ага. И зарыли в той самой роще. Шевели мозгами!

* * *

– Я учился обращению с партизанами в Аусшвице, – стальной череп на фуражке Клауса Вебстера очень гармонировал с его мелово-бледным лицом. – Каждый день мои ребята будут расстреливать по десять человек. Так будет продолжаться до тех пор, пока я не узнаю точное местонахождение твоего отряда или … пока в деревне не закончатся жители.

– Сволочь, ты… Не солдат даже! – Матвей поморщился: каждое слово вызывало приступ боли в скуле, рассеченной ударом сапога.

– СС гораздо эффективнее действующей армии при решении таких деликатных проблем, как наша. Именно поэтому я предпочитаю служить здесь, но… Поверь мне на слово: перед тобой не просто офицер элитного подразделения победоносной армии рейха. То, что могу сделать я, страшнее пыток и самой смерти.

– Что же может быть страшнее?

– Вечная жажда и бесконечное скитание в ночи, друг мой. Я сделаю так, что твоими спутниками на этом пути будут только полная луна и ваши полесские гадюки.

– Очень поэтично. Герр полковник случайно не родственник Гейне? – до войны Кречет преподавал местным ребятишкам литературу, но не удивил Вебстера своей эрудицией.

– Будет куда поэтичнее, когда все это ты испытаешь на собственной шкуре. Впрочем, я передумал. Тебя расстреляют в первой десятке. Думаю, что после этой акции в вашей вонючей деревеньке найдется много желающих организовать мне встречу с бродягами из леса. А церковь сожгут сегодня вечером. Вместе с попом. Пастырю не пристало путаться с блудными овцами, которые подались в партизаны.

Полковник приоткрыл дверь и перекинулся парой фраз на немецком с конвоиром, который отвел Матвея в подвал. Дверь каморки, превращенной в камеру, захлопнулась.

– Кречет, ты? – хриплый голос, донесшийся из темноты, принадлежал настоятелю местной церкви, отцу Иоанну.

– Я…

– Клаус Вебстер… Я долго говорил с ним…

– А он неплохо шпарит по-русски.

– Вебстер – не немец. Он вообще не человек.

– Просто садист, – Матвей решил, что из-за пыток разум старика помутился. – Так-то, батюшка…

– Клаус Вебстер – не человек! – продолжал настаивать священник. – Он служит не Гитлеру, а самому дьяволу. Эта тварь, само существование которой оскорбляет Всевышнего, должна быть уничтожена!

– Боюсь, что мне не доведется приложить к этому руку, а хотелось бы…

– Убить Вебстера обычным оружием нельзя, – отец Иоанн сунул руку под сорочку и снял с шеи нательный крестик. – Держи, Матвей. Может быть, у тебя появится шанс им воспользоваться. Мне его из самого Иерусалима привезли…