Королева четырех королевств - [120]

Кто-то осторожно помог мне подняться. Я моргал, пытаясь привыкнуть к яркому свету, и услышал голос: «Все хорошо, сир, вы выбрались из города, вы в безопасности. Нас прислал ваш друг Жак Кер. Его корабль ждет чуть поодаль, в гавани. Мы готовы отвезти вас туда на лодке. Это хорошее, крепкое судно. Все будет в порядке». Они говорили со мной как с ребенком или с умалишенным – видимо, я казался им тем или другим, а может, обоими сразу. Они сняли с меня кожаные фартуки, которые помогли мне не пораниться, пока я спускался по туннелю, и дали мне воды. Постепенно чувства вернулись ко мне. Этому поспособствовал и свежий ветер с моря, который дул мне в лицо. Но, посмотрев наверх, я увидел замок – на его стенах стояло несколько человек, которые, убедившись, что я спасся, помахали мне рукой. И я опустил голову.

«Бедный мой, дорогой сын! – думает Иоланда. – Как же мне за него больно!»

Судя по всему, один из кораблей Жака Кера, с виду вполне невинное торговое судно, стоял в гавани, дожидаясь Рене; и этот корабль был отлично вооружен, как и его команда. Как только Рене поднялся на борт, был дан приказ сниматься с якоря. Вскоре после этого Альфонсо Арагонский пришел со своими войсками и захватил город.

Дом Анжу уже не вернется в Неаполь.

Рене в безопасности. Иоланда снова может дышать спокойно. Но к чувству облегчения примешивается горечь. Еще одна безуспешная попытка; еще несколько напрасных смертей – и трат. Она не может себе представить, что должно случиться, чтобы кто-нибудь из дома Анжу смог теперь изгнать арагонцев из Неаполя. Чары рассеялись, химера исчезла.

Но, по крайней мере, ее сын направляется домой. Иоланда улыбается при мысли об этом и вздыхает: он решил задержаться в Италии, чтобы проникнуться тамошним искусством и познакомиться с местной знатью. И Иоланда понимает: ему стыдно показываться ей на глаза.

Осознание того, что Рене в безопасности, позволило Иоланде ослабить поводья, которые она все это время держала туго натянутыми, не давая себе поблажки. Железная воля вела ее вперед и позволила решить главную задачу – сделать так, чтобы самый дорогой из ее детей остался целым и невредимым. Теперь она чувствует, что дни ее на исходе. Она отлично помнит, как Людовик перед смертью собрал все силы, чтобы продиктовать ей завещание и последнее признание в любви. Теперь она тоже хочет оставить несколько слов своим детям и детям своих детей, чтобы эти слова поддержали их, если в том возникнет нужда, и помогли разобраться в ее поступках, иные из которых могли бы показаться им странными. Она пишет:

Всем моим детям и внукам, и их детям.

Вот основное, что я хочу сказать: главной моей целью в жизни было служение моему мужу, человеку, к которому я питала глубочайшее уважение и сильную, страстную, неизбывную любовь. Когда его не стало, я поняла, что никогда не разделю свою жизнь ни с одним другим мужчиной. Он многому меня научил, но прежде всего – хранить верность Франции и, естественно, королю. Он брал меня с собой, когда объезжал свои земли, и объяснял мне, как управлять ими в его отсутствие.

Когда в нашу семью вошел юный принц Карл, мало кто подозревал, что он станет наследником престола, и я привила ему те ценности, которые прививала и вам, дети мои, – ценности, достойные принца. Когда он стал дофином, само его положение открыло к нему дорогу завистникам и прочим людям, которые желали ему зла, часто распространяя о нем грязные слухи и сплетни.

Несмотря на то что он был коронован, ему приходилось сражаться за то, что принадлежит ему по праву, – сражаться с врагами и при дворе, и за пределами королевства. Он постоянно боролся за выживание, что сделало его еще более непостижимым для окружающих. Карл VII стал загадочным королем, для многих непонятным; таким, какой он есть, его сделал его собственный опыт. Но не только опыт – еще любовь и мудрость, которые я дарила ему с тех самых пор, как он пришел к нам десятилетним юнцом, болезненно неуверенным в себе, страдающим от нехватки внимания и заботы. Вы, дети мои, встали на мою сторону и приняли его как брата. Я больше ничего не могу сделать для короля – теперь это задача других людей, и я верю, что достаточно хорошо обучила тех, кого могла. Вы росли с ним бок о бок и знаете его сильные и слабые стороны. Я знаю, никакие его поступки вас не удивляют, потому что вы знаете обе грани его характера – и дурную, и хорошую.

В жизни мне приходилось принимать немало трудных решений, но все, что я делала, я делала ради Франции и ее законного короля. Если вы когда-либо сомневались в моих поступках, могу сказать вам только одно: спросите себя, верила ли я в то, что помогаю королю и королевству, ибо это была движущая сила всех моих деяний во взрослой жизни, как меня и учил ваш отец.

Теперь я смотрю, как листья на деревьях желтеют и потихоньку опадают. Мою кровать передвинули к окну – я сейчас в том прекрасном будуаре в Сомюре, где все вы столько раз бывали, – чтобы я могла полюбоваться, как листва ложится ковром на траву в моем саду, и это наполняет меня тихой радостью, заставляя вспомнить о прославленной «анжуйской мягкости». Октябрь почти кончился, но осень в этом году припозднилась. Я люблю это время, прохладное и золотистое. Я знаю, что дни мои клонятся к закату, и красота, которая меня окружает, приносит мне глубокое удовлетворение.