Король-Солнце Людовик XIV и его прекрасные дамы - [89]

Де Виллермон был ярым сторонником освоения заморских территорий и еще зимой 1650 года увлек своего друга Поля Скаррона идеей переселения в Америку для поправки здоровья, душевного очищения и упорядочения своего расстроенного финансового положения. Поль Скаррон (1610–1660), сатирик, поэт, романист и драматург, сын советника парламента, чуть ли не с детских лет практиковал сочинение язвительных и скабрезных стишков. Невзирая на службу в должности секретаря епископа Мана, у поэта была за плечами более чем разгульная молодость. Однако в возрасте 28 лет Скаррона скрутил страшнейший ревматизм, превративший его тело в некое подобие буквы «Z» и досаждавший такими непрестанными болями, которые практически лишали его сна. Сердобольная придворная дама, близкая к Анне Австрийской, выпросила для него пенсию в 500 экю, которая кое-как обеспечивала ему весьма жалкое существование.

Тем не менее со своими бурлескными стихами, изображавшими, в противовес прециозной литературе, античных богов и героев наделенными человеческими слабостями и пороками, он сумел войти в моду и чутко улавливал общественное настроение. Поскольку в ту пору в самом разгаре бушевали страсти Фронды, поэт после долгих колебаний выбрал партию, враждебную двору, и из-под его пера одна за другой посыпались колкие «мазаринады». Де Виллермон предложил Скаррону познакомиться с девушкой, которая рассказала бы ему о райской природе Антильских островов. Этот визит состоялся в самом начале 1651 года. Вид калеки настолько испугал Франсуазу, что она разразилась неудержимыми рыданиями. Тем не менее через несколько дней девушка осмелилась вторично навестить его в обществе Мари-Маргериты.

В начале весны баронесса де Нёйан увезла ее обратно в Ниор, и, чтобы скрасить свое существование, Франсуаза поддерживала активную переписку с Мари-Маргеритой. Дочь барона де Сент-Эрмана продолжала навещать калеку и показывала ему письма, приводившие Скаррона в восторг. Летом поэт сам написал в Ниор, выразив восторг стилем писем девушки и предложив ей переписываться с ним напрямую. В конце концов, понимая, что он не может жениться на ней, Скаррон, невзирая на запущенность своих финансовых дел, предложил дать Франсуазе приданое, чтобы та могла уйти в монастырь – для поступления в обитель дворянки, которая не могла утруждать себя там низменным трудом, требовалось сделать туда вклад.

Девушка пришла в ужас, и тогда поэт сделал ей предложение руки и сердца. Она позднее объяснила свое согласие на этот брак коротко: «Я предпочла монастырю замужество с ним». У нее не было иного выбора, в отличие от подавляющего большинства жантильных барышень того времени, Франсуаза прекрасно знала, что подразумевает под собой супружеская жизнь, ибо насмотрелась на откровенные любовные игры рабов на антильских плантациях, грубую деревенскую любовь и спаривание животных в имении родственников на лоне сельской природы. Вполне возможно, она осознала, что в блестящем обществе, окружавшем Скаррона, ей суждено жить такой духовной жизнью, которой были лишены другие женщины ее времени.

Мадам де Нёйан была рада-радехонька сбыть с рук свою нахлебницу. В начале 1652 года был заключен контракт, чистая формальность, ибо ни у жениха, ни у невесты за душой не было ни гроша. И Франсуаза, в желтом платье из грубой саржи, с корзинкой пеклеванного хлеба и яиц, отправилась в Париж в багажном отделении почтовой кареты.

Странную пару обвенчали 4 апреля 1652 года ночью, поскольку они не были помолвлены ранее, ибо в таком случае обычно до полуночи устраивалась помолвка, а после 12 часов ночи – венчание, чтобы две церемонии не совершались в один и тот же день. Франсуаза была несовершеннолетней, и ее мать (кстати, это был последний раз, когда она дала знать о себе), проживавшая где-то под Бордо, выдала доверенность, чтобы во время венчания ее представлял Эспри Кабар де Виллермон[60]. Скорчившийся в своем подобии инвалидского кресла жених едва доставал Франсуазе до пояса и без устали сыпал шуточками. Когда священник спросил его:

– В состоянии ли вы отправлять супружеские обязанности? – тот поскреб голову и отрезал:

– Это дело Мадам и мое.

Семейное гнездышко

Впоследствии Франсуаза писала:

«В молодости, будучи замужем за этим несчастным калекой, я не изведала ни горя, ни скуки. Женщины любили меня, потому что я больше занималась другими, нежели собой, мужчины – потому что я обладала очарованием юности. Я не хотела, чтобы меня любил кто-то в особенности, я хотела, чтобы меня любили все и произносили мое имя с восхищением и уважением».

Все историки сходятся на том, что брак этот, безусловно, был фиктивным. Скаррон имел обыкновение на прямые вопросы друзей отвечать:

– Я не занимаюсь с ней глупостями, я ее им обучаю.

Как выглядело «обучение глупостям», остается только догадываться, ибо священные узы церковного брака отдавали жену в полную власть мужа. Поэт также обожал отпускать шуточки по поводу «поста», на который был вынужден обречь свою супругу.

Мадам Скаррон вызывала всеобщий восторг. Сочинительница неимоверно популярных прециозных романов, мадемуазель де Скюдери, описывала ее внешность так: «Она была высока и обладала хорошей фигурой, прекрасный цвет лица, волосы чрезвычайно приятного светло-каштанового цвета, хорошенький носик, красивого рисунка рот, вид добрый, благородный, жизнерадостный, скромный, и самые красивые глаза в мире, сверкающие, нежные, влекущие, полные доброжелательности, делавшие ее красоту еще более яркой и совершенной. Иногда в ней замечалась легкая меланхолия со всем тем очарованием, каковое всегда присуще сему настроению». Невзирая на тьму обожателей, красавица быстро усвоила манеру говорить и подчеркнуто демонстрировать, что домогательства мужчин не пробуждают в ней никакого ответного чувства.