Король психов - [13]

Необходимо, чтобы то, что в книжке, полностью соответствовало тому, что окажется в резюме. Но туда нельзя вписать случайную информацию. Григорию следовало обыгрывать лишь подлинные эпизоды своей биографии. Он мог что-то преувеличить, причем значительно, что-то скрыть или преуменьшить, поиграть с акцентами, но полностью игнорировать свою биографию было опасно. Это Скворцов знал. Если он совсем оторвется от реальности, вероятность того, что ложь будет раскрыта, вырастет до ста процентов.

Григорий старался. Но, во-первых, его реальная трудовая биография была настолько дикой, что даже самые отчаянные приукрашивания и замалчивания не могли привести ее в более-менее подходящий вид. Во-вторых, никакого опыта в составлении резюме у Психа не было.

В конце концов он добавил в свое резюме изрядную порцию совершенно откровенной лжи, но резюме все равно вышло диким. Впрочем, Григорию оно понравилось. Он отправил его на несколько вакансий, которые нашел в Интернете.

Выйдя из кафе, Скворцов вдруг почувствовал тоску и упадок сил: «Ничего не получится. Все это бред. Такое резюме, как мое, никто и читать-то не станет. А уж приглашать меня на работу… Мне никуда не устроиться. Разве только чернорабочим. Да и то…»

Депрессия, которая после звонка с приглашением на собеседование прошла, была вызвана именно этими мыслями.

Теперь ему было ясно, что в тот момент у кафе он был чересчур пессимистичен. «Это болезнь говорила во мне!»

Состояние его стремительно улучшалось. От упадка сил не осталось и следа. Григорий припомнил, сколько у него сегодня самых разнообразных дел. Как он мог в такое утро валяться, уткнувшись лицом в подушку на смятой постели?!

Принялся сновать по комнате, собирая валявшиеся в разных углах брюки, рубашку, пиджак. Зачем разбросал их накануне по комнате, – теперь объяснить бы не смог.

«Может, стоит погладить брюки?» – думал Псих в волнении.

У старухи, конечно, должен быть утюг и доска для глажения. Скворцов, – все еще в нижнем белье, – чуть приотворил дверь. Из кухни не доносилось ни звука. Из второй комнаты – тоже. Хотя Дарья Дмитриевна в это время уже не могла спать.

Скворцов был уверен: в первый день она ни за что не оставит его дома одного. «Уж не сдохла ли?» – встревожился лже-Григорий.

Но вот из соседней комнаты донеслось старухино ворчание. Григорий успокоился.

Передумал гладить брюки. Сел на стул, положив перед собой вырванный листок календаря, стержень от шариковой ручки. Надо было вспомнить, что писал в резюме. У Психа хорошая память, но даже она не сразу выдала некоторые детали. Они появлялись в голове, как археологические находки из руин древнего, засыпанного песком города. Всех отраженных в резюме «мест работы» Григорий припомнить уже не мог. Это не испортило настроения. Накарябав на листке несколько строк, пару раз перечитал их.

Одеваясь, размышлял, где по дороге на собеседование лучше позавтракать. Потом дошло, что больше нет денег. Придется обойтись без завтрака. Напевая под нос какую-то песенку, отправился в ванную. Вымыл руки с мылом, ополоснул лицо холодной водой.

Выходя из ванной, увидел Дарью Дмитриевну, споткнулся о порожек, чуть не упал, весело пошутил что-то. Старуха пригласила его пить чай.

Псих восседал за кухонным столиком умытый и довольный. Перед ним дымилась чашка сладкого чая. Он шутил не переставая.

Легко было поверить, что это, действительно, веселый радиоинженер, – хорошо выспался и теперь собирается идти в свое конструкторское бюро. Никак не разгадать, что это опасный, сам себя не понимающий, непредсказуемый психопат, задумавший череду страшных, черных дел.

Глава пятая Имя мне – психоз вонючий…

Евграф Тюрморезов в прошлом

В руках у Евграфа – старый большой чемодан. Такие, правда, более скромных размеров, можно было встретить у сантехников прежней, советской закалки. Носили в них гаечные ключи, паклю, обрезки труб. Тюрморезов достал его с чердака покосившейся родительской избы.

Из множества пассажиров на перроне «древний» и нелепый багаж был только у него.

Евграф – уже не мальчик. Молодой человек! Ему восемнадцать лет.

Глянув на него, любой врач отметил бы то, что на языке медицинских записей звучит, как «недостаточное питания». Щеки парня ввалились, скулы обтянуты кожей.

Старый чемодан в худой руке казался особенно огромным. Но Евграф шагал вдоль перрона бодро.

Внутри чемодана находилась лишь одна вещь – старенькое длиннополое пальто, подаренное Евграфу соседкой, – осталось ей от покойного мужа. Поскольку осень выдалась ранней и холодной, Тюрморезов вынул пальто из чемодана, надел на себя. И тут обнаружил: сукно в правой подмышке разошлось по шву. Изнутри выпирает грязно-белая подкладка.

Евграф старался не размахивать рукой.

Он не знал, куда шагает. Но походка была уверенной, вся фигура выражала целеустремленность. Можно было подумать: парень из глубинки приехал на учебу. Его ждет студенческое общежитие. Распакует чемодан, тут же, не теряя времени, поспешит куда-нибудь через дорогу, в стены родного института.

Уже в те годы Евграф отличался способностью производить на не знавших его историю людей чрезвычайно деловое, положительное впечатление. Должно быть, выработал эту черту еще годам к шестнадцати, после того, как осознал: лучше скрывать от окружающих свое подлинное лицо.