Король на войне - [43]

Иногда немецкие бомбы все-таки били без промаха; так, 25 октября одна из них упала на универмаг Cobbs по улице Керкдейл-роуд в районе Сиденхем, самом престижном на юго-востоке Лондона. Бомба разрушила три четверти здания и вызвала пожар, который тушили двадцать пять команд. 8 декабря авианалет был еще ужаснее: парашютная мина упала в восточном районе Форест-хилл, на улице Эльсинор-роуд. Такие мины взрывались по мере приближения к земле и причиняли огромный вред, потому что осколки разлетались на большое расстояние. Тогда погибло два человека, 144 получили ранения, 370 домов были разрушены или сильно повреждены, а школа на улице Килмори-роуд до конца войны вышла из строя. Зажигательных бомб было столько, что некоторые достигли больницы Сент-Джайлс в районе Камбервелл; в одном месте запылало сразу двенадцать пожаров. Добровольцы записывали, что и 23 декабря было много самолетов противника, бомбы падали на площадку для гольфа. На Рождество было тихо, с 27 декабря интенсивные налеты возобновились.

Кроме службы во «внутренней гвардии» Лог трижды в неделю работал в группе наблюдения. К этому делу он относился с типичным для него юмором. Извлекая женщину из-под руин разбомбленного здания, он спросил:

– Муж с вами?[121]

– Нет, в армии, – ответила та.

– Подлый трус! – моментально выпалил Лог.

К тому времени немцы поменяли стратегию и стали обстреливать промышленные центры за пределами Лондона; самым разрушительным стал налет на Ковентри в ночь с 14 на 15 ноября. Более 500 тонн фугасных бомб и 30 000 зажигательных летели на город в течение 13 часов, превратив его центр в море огня и убив почти 600 человек. Король, узнав о масштабах бедствия, на следующий же день отправился в город. Там он увидел почти полностью разрушенный готический собор XV века и несколько часов провел среди руин, потрясенный масштабами разрушения. «Что я мог сказать этим бедным людям, которые лишились всего, иногда и целой семьи? Ведь никакими словами не поможешь», – признавался он Логу через две недели, когда они работали над речью к очередному открытию парламента. После Ковентри немцы переключились на Саутгемптон, Бирмингем, Бристоль, Ливерпуль, Портсмут и Манчестер.

Во мраке горя и разрушений были и светлые проблески. Когда король прибыл во дворец из Виндзора, чтобы произнести речь, он приветствовал Лога широкой улыбкой. «У меня настоящий мандраж, – заявил он. – Я вскочил в час ночи: приснилось, что я в парламенте, стою с широко открытым ртом и не могу выговорить ни слова». Оба посмеялись от души и три раза прошли речь. Лог остался доволен, но ему стало ясно, каким тяжелым бременем был для короля его речевой дефект, хотя уже очень много лет они работали вместе.

Из-за блица парламент собрался не в Вестминстерском дворце, а в соседнем особняке Черч-хаус, выбранном в качестве запасного варианта. Как и в прошлом году, церемонию упростили: король был в форме адмирала флота, но не надел Имперской церемониальной короны (ее на пурпурной подушке держал член палаты лордов), а остался в форменной фуражке. В своей речи он говорил о тесном и сердечном сотрудничестве между Британией и Соединенными Штатами: «В эти судьбоносные времена отрадно сознавать, как широко распространяются строгие идеалы свободы, справедливости и безопасности». В четыре часа дня Хардинг позвонил Логу и сообщил, что король «блестяще» справился со своей задачей.

В том году для рождественской открытки, которую получили Логи вместе с другими избранными, король и королева позировали на фоне разрушенной бомбой стены Букингемского дворца. Королева Мария, напротив, выбрала сельский вид: сад в цветах и традиционный домик, но с многозначительной подписью, позаимствованной из популярной предвоенной песни: «Англия будет всегда» (There’ll always be an England). Война шла своим чередом, а британцы, каждый в рамках своих возможностей, готовились встречать свое первое военное Рождество. Из-за затемнения и бомбежек было запрещено петь рождественские гимны на улицах, многим пришлось обойтись «казенными» говядиной и бараниной вместо привычных индейки или гуся. Впервые вся тяжелая промышленность, многие офисы и магазины работали 26 декабря, в День рождественских подарков. Но в театрах все так же давали спектакли, в церквях шли рождественские представления, а в крупных убежищах, где почти миллион лондонцев были вынуждены встречать светлый праздник, стояли украшенные рождественские елки.

Король готовился поздравлять свою империю по радио. Рождество выпадало на среду, а еще раньше, в пятницу, Логу позвонили из дворца и попросили быть в полной готовности. Договорились, что в понедельник, в четверть второго дня, он будет во дворце. Лог приехал на пятнадцать минут раньше, и Хардинг вручил ему экземпляр речи. Логу она «совершенно не понравилась». По его мнению, речь вышла вялой и бесцветной, у принцессы Елизаветы несколько недель назад «она была куда лучше». Король в это время обедал с Черчиллем, а Лог разделил трапезу с командором Кемпбеллом.

«Когда я вошел к королю, то застал его очень собранным, и мы проработали речь первый раз, – вспоминал Лог. – Премьер-министр успел ознакомиться с ней заранее и во время обеда делал в тексте заметки своим неразборчивым почерком. Мы с королем порепетировали трансляцию и мало-помалу отшлифовали текст. Кое-что в нем изменилось, но и в таком виде речь была мне не по душе».