Король Георг V - [32]

Этот исторический анекдот почти полувековой давности скорее всего содержит много натяжек. Дерби, Николсон и Черчилль были, конечно, честными людьми, однако Дерби нельзя признать самым аккуратным из летописцев; литературный вкус Николсона иногда заставлял его исправлять чересчур грубый стиль некоторых свидетелей; что же касается Черчилля, то как биограф он унаследовал от своего отца склонность слишком драматизировать историю. Если провести объективное исследование, то придется признать, что ни одна деталь данного рассказа не выдерживает анализа и не может быть подтверждена из независимых источников.

Хотя Дерби и родился в один год с будущим королем Георгом V, он отнюдь не принадлежал к старейшим или же самым близким его друзьям; герцог Бакклейч и сэр Чарлз Каст — назовем только два имени — могли бы претендовать на более давнюю и более прочную привязанность короля. Далее — Дерби никогда не рискнул бы навлечь на себя недовольство короля; мягкий и нерешительный, он старался быть хорошим для всех. Также невероятно, чтобы прямой и вспыльчивый король в течение нескольких минут осмысливал бы замечание Дерби. Но наименее убедительно выглядит то объяснение, которое якобы приводит король. Не существует никаких веских свидетельств ни того, что будущий король Эдуард VII боялся королевы Виктории, ни того, что будущий король Георг V боялся короля Эдуарда. Каждый из них вместе со всеми представителями своего поколения вырос в уважении к собственным родителям; на ступенях трона это уважение переходило в благоговение. Именно это таинственное обстоятельство на протяжении всей истории отделяло принца от президента, а монарха — от его подданных, даже если это были его собственные дети. В век парламентской демократии некоторые могут назвать это анахронизмом, хотя и не смогут отрицать его сохраняющейся действенности. Как тонко подметил в своих воспоминаниях герцог Виндзорский, «короли и королевы лишь во вторую очередь отцы и матери».

Если принца Георга можно назвать заботливым, хотя и чересчур властным отцом, то принцесса Мэй вначале относилась к детям с удивительным бесстрастием. Унаследованная ею от герцогини Текской чувствительность к социальным проблемам распространялась на детей вообще и не касалась собственных. Именно эта чувствительность заставила ее в 1904 г. обратиться к премьер-министру с вопросом о пригодности классных помещений и качестве школьных завтраков в государственных школах. «Когда сорок с лишним лет назад я учился в Итоне, — последовал беспомощный ответ господина Бальфура, — немногие из учителей и родителей заботились хотя бы о том, чтобы классная комната была как следует натоплена, или о том, чтобы мы хоть что-нибудь поели перед занятиями!» Как мать, принцесса Мэй не проявляла никакого интереса к грудным младенцам. Подобно всем богатым родителям того времени, она перекладывала на других обязанности по воспитанию собственных детей; в этом не было ничего необычного и тем более бессердечного. Неудивительно, что даже в Йоркском коттедже, который по площади вряд ли был больше обычного дома приходского священника, она ухитрилась не заметить, что одна из нянек плохо обращается с ее сыном, чем навсегда испортила ему пищеварение.

Но, когда дети подросли, мать стала относиться к ним теплее и внимательнее. Тогда как отцовская библиотека ассоциировалась у них с выговорами и упреками, материнская гостиная казалась своего рода убежищем. Мать изо всех сил старалась защитить подростков-принцев от попреков человека, чей закоренелый консерватизм протестовал против любых изменений в манере поведения и стиле одежды. Однако ее влияние было довольно ограниченным, к тому же она сама считала, что в первую очередь должна помогать мужу, на плечах которого лежит груз ответственности за судьбу монархии. «Я всегда должна помнить, — сказала она как-то про сыновей, — что их отец является еще и их королем».

Свои недостатки как матери сама принцесса, видимо, не замечала. В 1908 г. лорд Эшер прислал ей экземпляр недавно опубликованной книги Эдмунда Гессе «Отец и сын» — классической работы о воспитании впечатлительного ребенка. «Данная книга, — пояснял автор, — является отчетом о борьбе двух темпераментов, двух сознаний и едва ли не двух эпох, которая с неизбежностью заканчивается полным разрывом». Принцесса тепло поблагодарила Эшера за подарок: «Я очарована „Отцом и сыном“; как вы правильно сказали, она прекрасно написана. Прямо-таки погружаешься в скованную предрассудками жизнь ребенка, все кажется таким реальным!.. Как слепы некоторые люди, — отмечала она в конце письма, — и сами того не понимают».

Когда два старших сына принца еще играли в детской, их отец уже решил, что они пойдут по его стопам и будут служить в Королевском военно-морском флоте. Весной 1902 г. он назначил их наставником мистера Генри Ханселла. Сын норфолкского сквайра, Ханселл получил в Оксфорде, где учился истории, диплом с отличием второй степени. Потом преподавал как в частных школах, так и в закрытых частных средних учебных заведениях, обеспечив поступление в Итон принца Артура Коннаутского. «Исключительно прямой, но весьма терпимый, — писал о нем лорд Дерби. — Никто лучше его не способен не столько подгонять мальчика, сколько направлять его». Принц соглашался: «Я всегда считал здравыми его суждения». Однако Ханселлу, при всей его неулыбчивой серьезности, не хватало интеллектуальности Дальтона. Когда Берти было восемь лет, наставник писал в своем отчете принцу Уэльскому: «С прискорбием сообщаю Вам, что принц Альберт на этой неделе устроил в спальне две неприятные сцены. Насколько я понимаю, во втором случае он едва не дал своему брату весьма чувствительный пинок, причем такое поведение было пострадавшим абсолютно не спровоцировано».