Король Георг V - [31]

Архиепископы и меткие стрелки все же могут за себя постоять, а вот детям было трудно тягаться с таким записным остряком. Некоторые из подобных шуток оставляли после себя эмоциональные шрамы. Король Эдуард VII, отвозя своих маленьких внуков в Портсмут, куда после восьмимесячного круиза должен был вернуться «Офир», заявил им, что после пребывания под тропическим солнцем лица их родителей могли стать совсем черными. В том же шутливом духе принц Уэльский сообщал о рождении своего четвертого сына Генриха, известного как Гарри: «Дейвид, конечно, задал мне несколько очень забавных вопросов. Я ответил ему, что ребенок ночью влетел в окно, а когда он спросил, где же его крылья, я ответил, что их отрезали». Люди Викторианской эпохи растили своих детей без помощи психологов.

Однако к чужим детям Георг V и в те времена, когда был наследником трона, и тогда, когда стал королем, относился с той необходимой снисходительностью, которой были лишены его собственные. Во время охоты он имел обыкновение в 11 часов утра съедать сандвич, который в маленькой серебряной коробке приносил ему заряжающий. Однажды, когда король до 12 часов не попросил свой завтрак, заряжающий отдал сандвич сыну его норфолкского соседа, который присматривал за ружьями. Через несколько минут король потребовал сандвич, но тот уже был съеден. Такое нечаянное «оскорбление Его Величества» короля весьма развеселило, и с тех пор он называл подростка не иначе, как Мальчик, Который Съел Мой Сандвич. Он также любил заезжать к дочери другого сандрингемского соседа, служившего генерал-губернатором в Судане, и спрашивать: «Ну что там сегодня в кладовой, Пенелопа? Я уверен, что у тебя очень плохая домоправительница». Девочка, которая с удовольствием похвасталась бы молочным поросенком или перепелами, вынуждена была признать, что у нее нет ничего роскошнее картофельной запеканки с мясом. «Но, — говорил король, — ты не должна умирать с голоду, пока твои родители в отъезде», — и приказывал егерю: «Позаботьтесь, чтобы мисс Маффи прислали пару фазанов и зайца».

Благосостояние его собственных детей, конечно, никогда не зависело от подобных ситуаций. Но поскольку они принадлежали к королевской семье, то свою будущую миссию, по мнению отца, могли выполнить только с помощью флотской дисциплины, сдобренной казарменными шутками.

Возможно, отношения принца Уэльского со своими детьми складывались бы лучше, если бы он мог изложить на бумаге те чувства, которые к ним испытывал, но никак не мог выразить словами. Слог у него был довольно тяжелый. Письма к детям обычно начинались замечаниями о погоде, а заканчивались, особенно в последующие годы, гневными тирадами в адрес очередного правительства. Но основное их содержание составляло то, о чем дети сами сообщали ему в собственных письмах, плюс к этому несколько слов родительского ободрения или же упреков. Наиболее живописным примером этой переписки, пожалуй, являются два письма, написанные по одному поводу Берти, служившим тогда корабельным гардемарином на судне его величества «Коллингвуд», и его отцом.

«В пятницу вечером, после того как лег спать, я не без чьей-то помощи вывалился из гамака и ударился левым глазом о свой сундучок. Глаз очень распух, и вчера пришлось его перевязать. Пореза нет, глазное яблоко не повреждено, но все равно очень болело. Сегодня мне гораздо лучше, но несколько дней наверняка будет фонарь под глазом».

Отец ответил сыну так: «Мне жаль, что ты не без чьей-то помощи вывалился из гамака и ударился глазом о сундучок, это, должно быть, очень больно, но я рад, что ты не повредил глаз. Если бы представилась возможность, я бы сделал с тем типом то же самое».

А вот будущий король Эдуард VIII, пока что студент Оксфордского университета, дает отцу осторожный отчет об ужине в Баллингдонском клубе: «Большинство из них пришло в некоторое, если не сказать сильное, возбуждение, так что я ушел пораньше. Было выпито немало шампанского — в этом все дело. Очень любопытно наблюдать за теми развлечениями, которые позволяют себе студенты». Дейвид получил следующий ответ: «Меня позабавило твое описание ужина в Баллингдонском клубе, похоже, многие молодые люди перепили шампанского и стали очень шумными и возбужденными; разные люди по-разному себя развлекают».

Хотя дети принца Уэльского обладали безупречными манерами и были полностью лишены того аристократического высокомерия, которым отличались представители многих королевских домов Европы, его отцовская репутация неоднократно подвергалась нападкам в печати. Даже Гарольд Николсон, автор весьма тактичной и выдержанной официальной биографии короля Георга V, счел необходимым написать: «Стараясь воспитать детей покорными и послушными, он часто бывал излишне настойчив, а иногда груб». Это нелицеприятное мнение он позднее подкрепил историческим анекдотом, который не привел в книге, но рассказал Рандольфу Черчиллю, дабы тот использовал его в описании биографии семнадцатого графа Дерби. Поскольку данный рассказ широко цитируется как доказательство жесткости характера короля, к нему следует отнестись более критично, чем это сделали Николсон или Черчилль. Вот этот рассказ, который, по словам Николсона, он услышал от лорда Дерби и впоследствии поведал Рандольфу Черчиллю — тот в дословном виде опубликовал его в 1959 г. Таким образом, рассказ впервые появился в печати почти через полвека после якобы описанных в нем событий: «Расстроенный тем, как король Георг грубо обращается со своими детьми, Дерби во время пребывания в Ноусли, когда они вдвоем расхаживали взад-вперед по террасе, рискнул затронуть эту тему, оправдывая свое вмешательство тем, что он старейший друг короля. Начав с того, какими прекрасными друзьями стали для него собственные повзрослевшие дети, он попытался объяснить королю, что королевские дети уже находятся на пороге зрелости и что он многое теряет, запугивая их и обращаясь с ними как с непослушными школьниками. По словам лорда Дерби, король в течение нескольких минут помолчал, а затем сказал: „Мой отец боялся своей матери; я боялся своего отца, и будь я проклят, если не позабочусь о том, чтобы мои дети меня боялись“».