Короб мыслей - [24]

Шрифт
Интервал

337

Мир основан на прошедшем, настоящем и будущем, которые взаимно питают друг друга. Человеческое же бытие основано на обратном отношении: на рождении (будущее), жизни (настоящее) и смерти (прошедшее). Три парки*, или норны*, представляются мне довольно юмористического и иронического характера.

338

Я признаю охотно свободу прессы, но не ее наглость. В наше время газеты имеют столь вредный характер, что я не прочь признать газетных писак за анархистов, а их газеты за бомбы. Их манеры действовать как в политических, так и артистических вопросах, как в общественных, так даже и в частных(!) делах настолько неделикатны, бесцеремонны и даже оскорбительны, что делается необходимым от них скрываться, хотя совсем от них избавиться стало почти невозможным. Больше всего такое положение замечается во Франции, но и в других странах оно с каждым днем делается ощутимее.

339

Образование души и сердца (такт) должно предпочитаться книжному образованию. Но существуют целые народы, которые в высокой степени обладают последним, но у которых совершенно отсутствует первое.

340

Меня упрекают в том, что я не чувствую красоту природы, потому что я предпочитаю сидеть в своей комнате вместо того чтобы предпринимать экскурсии по живописным местностям. Но, во-первых, я очень люблю смотреть на красивый вид из моей комнаты, а, во-вторых, я убежден, что каждый художник, силой своего воображения, видит лучшие виды, чем те, которые могут существовать в действительности. Ведь в яркий солнечный день он легко может вообразить себе лунную ночь.

341

Меня весьма расстраивает сломанный бурей дуб. Уже оголенное зимой дерево возбуждает во мне серьезные мысли, но поваленный летом дуб напоминает мне убитого и погибшего в полном расцвете сил или пораженного апоплексией человека.

342

Библия для меня - подлинная "divina commedia"*.

343

Одно из самых пагубных человеческих влечений - стремление к "большему" и к "другому". Мало того, что он считает для себя невозможным довольствоваться малым, он еще, имея многое, желает большего. Живя на севере - его тянет на юг; находясь в живописной местности - ему хочется посетить еще более прекрасную; имея поместье в одной стране - его тянет в другие и т. д. Если же, в виде исключения, находится человек, довольствующийся тем, что он имеет, то его немедленно объявляют философом.

344

Когда я посетил в Лейпциге типографию Рёдера для печатания нот и увидал, как затруднительно изготовление музыкального сочинения, то я даже решил писать меньше. Но это решение отождествилось у меня с жалостью к матери при рождении ею ребенка - надолго его не хватило.

345

Новейшее время знаменуется стремлением придать всему прежнему другой характер. Так, например, из оперы сделать драму, из фортепиано сделать инструмент с продолжительным звуком, из песни - декламацию, из картины импрессию, из войны - искусство истребления, из женщины - мужчину и т. д. Едва ли все это к лучшему! Быть может, для будущих поколений... Для нас едва ли!

346

Интересно проследить, насколько некоторые нации ассимилируются с другими, и насколько те или другие слепо подпадают под влияние иных. Если, например, итальянец женится на англичанке, то его домашний обиход и род жизни устраивается на английский манер: дети его воспитываются по-английски и с годами делаются больше англичанами, чем итальянцами. То же можно констатировать и в польских смешанных браках: если поляк женится на немке или русской, то эти последние будут стремиться всеми силами подчиниться его национальности. Дети их едва научатся материнскому языку и со временем будут стремиться быть более поляками, нежели их отец. То же самое будет и при еврейских смешанных браках. Но тут еврейский тип передается физически. Наиболее заметна эта ассимиляция в Швейцарии и на Рейне по отношению к путешествующим англичанам и американцам, тогда как путешественники других национальностей не оставляют никакого влияния в этих двух странах.

347

Отношение мужчины к женщине похоже на отношение к цветку: он им любуется, обоняет его, срывает, носит и... берет другой. Жена же для мужчины напоминает собою вечноцветущий эдельвейс.

348

Из крестьян разных народностей, встречавшихся мне, русский мужик (великорос) кажется самым интересным. Помимо того, что он ленив, как животное, горчайший пьяница, хитер до обмана, набожен до ребячества, монархичен до рабства, природа так удивительно его приспособила, что он ко всему пригоден: с топором своим (неразлучным его спутником) может почти заменить машину; со своим здравым смыслом может найтись во всяком положении и со своей первобытной силой может победить все и всех. Он был уже слугой, хозяином, поэтом, ученым, изобретателем, священником, сектантом, солдатом, генералом, музыкантом, инженером и т. д. Странствование с места на место в своем отечестве ему весьма присуще, но эмиграция - немыслима (за исключением паломничества в Иepycaлим ко Гробу Господню). Но он имеет в характере особенность, которая его часто губит и во многом ему вредит: он или покорен до унижения ("что я?", "да могy ли я?", "да смею ли я?") или уже сам черт ему не брат ("не подвертывайся: все мoгy, что захочу!"). Удивительный народ эти pyccкие!


Рекомендуем почитать
Архитектура. Как ее понимать. Эволюция зданий от неолита до наших дней

Архитектура – это декорации, в которых разворачивается история человечества. Она чутко откликается на изменения, происходящие в обществе, науке и искусстве. Архитектурный критик Мария Элькина написала книгу, которая за несколько вечеров даст читателю представление об архитектуре от истоков цивилизации до наших дней. Автор делится наблюдениями, расширяя восприятие этой важнейшей сферы, сочетающей в себе функциональность и красоту, социальное и эстетическое, уникальное и безликое. Откуда берутся архитектурные формы? Как конструкции становятся выражением мировоззрения? Чем города отличаются друг от друга, и что делает их особенными? Созданные средневековыми каменщиками причудливые капители, мощные римские своды, мелькающие экраны в токийских кварталах, утопические проекты городов будущего – в первую очередь, зримые отпечатки своего времени. «Архитектура.


Тайна невидимых шедевров

Книга посвящена творчеству выдающихся мастеров-микроминиатюристов, создателей всемирно известных невидимых простым глазом уникальных творений. Написанная на основе личного общения автора и переписки его с мастерами-микроминиатюристами, изучения и обобщения огромного числа разрозненных публикаций об их творчестве, книга дает возможность читателям, особенно молодым, не только познакомиться с редкостным мастерством, но и заимствовать опыт виртуозной техники, терпеливой, творческой работы. Такая книга издается впервые.


Непарадный Петербург. Наследие промышленной архитектуры

Предлагаемая книга посвящена ценной хотя и наименее известной области архитектурного наследия Санкт-Петербурга. В ней автор, продолжая свои многолетние исследования, подробно рассматривает процессы архитектурного развития ряда предприятий, сыгравших важную роль в развитии отечественной индустрии. Задача – расширить привычные границы представлений о петербургской архитектуре, формирующей наряду с классическими ансамблями неповторимый облик северной столицы. Особую актуальность освещение уходящих страниц истории приобретает в связи с переменами, происходящими при изменении функционального профиля многих исторических комплексов.



Княжнин, Фонвизин, Крылов

Три русских писателя: Яков Княжнин (1740—1791), Денис Фонвизин (1745—1792) и Иван Крылов (1769—1844). Годы их противления пришлись на конец XVIII века. Их произведения схожи, тогда как признание различается. Все они тяготели к переводной литературе, черпая из неё вдохновение и адаптируя сюжеты. Если Княжнин и Фонвизин не удостоились почёта при жизни (не пришёл он к ним и после смерти), то Крылов вовремя успел понять, встретив XIX век в качестве иначе смотрящего на действительность.


Кроссовки. Культурная биография спортивной обуви

Кроссовки давно стали не только феноменом современной моды, но и феноменом современной культуры, привлекательным и противоречивым одновременно. Книга историка спортивного дизайна и журналиста Екатерины Кулиничевой представляет собой попытку посмотреть на историю этого вида обуви не через историю брендов и моделей, а через ту роль, которую спортивная обувь играла и играет в культуре, через ее «культурную биографию», которая во многом определяет наше отношение к этому предмету гардероба. Именно эта биография находится в фокусе внимания автора.