Корни тамариска - [50]

Английский путешественник Уилфрид Тэсиджер в книге «Аравийские пески» рассказывает:

«Через несколько дней мы пересекли какие-то следы. Я даже не был уверен, что они были сделаны верблюдами, ибо их почти затянул ветер. Султан обернулся к седобородому человеку, который славился как следопыт, и спросил: «Чьи это следы?¹¹ Старик проехал вдоль них некоторое расстояние, потом спрыгнул с верблюда там, где они пересекли твердую почву, растер немного верблюжьего навоза между пальцами и вернулся к нам. Султан спросил: «Кто они?» Старик ответил: «Они из племени авамеров, их шесть, они совершали набег на джанубов на южном, берегу и захватили у них трех верблюдов. Они пришли сюда из Сахма, а поили верблюдов у Мухшина. Они прошли здесь десять дней назад».

Аравийский араб скажет вам: «Возьмите бедуина из племени бенимурра в трехдневное путешествие, завяжите предварительно ему глаза и дайте серебряную монету. Пусть он ночью спрячет ее в песок. Через десять лет он вернется и без всякого труда найдет свой клад».

Сейчас большинство историков и археологов убеждены, что верблюд был приручен сравнительно недавно. Американец Олбрайт писал, что нет никаких данных о появлении домашних верблюдов в Юго-Западной Аравии ранее XI века до нашей эры. В иракском департаменте древностей есть единственная фигурка верблюда, которая датируется 1300 годом до н. э. Но в той же Месопотамии самое ранее упоминание о верблюде в клинописном тексте и самое раннее его изображение на барельефе приходятся на IX столетие до нашей эры. Среди десятков тысяч клинописных текстов по всей Юго-Западной Азии, датируемых 1800–1200 годами до нашей эры, о верблюде нет ни одного упоминания.

Невозможно найти изображений верблюда на древнейших монументальных барельефах и в надписях Египта или Синая. Все караваны, большие и малые, описанные или же изображенные на барельефах, состоят из ослов. До II тысячелетия до нашей эры именно осел занимал монопольное положение среди других транспортных средств в этой части мира. Отметим, однако, что дикий верблюд был известен в те времена, а его изображения в Северной Аравии датируются III тысячелетием до нашей эры.

Итак, верблюд скорее всего был приручен в конце II тысячелетия до нашей эры. Где это произошло? Лучших верблюдов все еще разводят в Омане, и, может быть, именно там их родина. Из Юго-Восточной Аравии одомашненные верблюды, видимо, распространились в в Центральную Аравию — Неджд и на юго-запад — в «Арабиа Феликс». Здесь их быстро оценили как караванное животное. А спустя еще два тысячелетия верблюды стали «материально-технической базой» великих арабских завоеваний.

…Когда мы вернулись в Эль-Гайду, потянуло к морю, благо оно было всего в нескольких километрах. Мы ездили на автомашине по мокрому, плотному песку у самой кромки прибоя. На губах оставалась соль от брызг. На горизонте маячили японские сейнеры. Они ловили лангустов и омаров по соглашению с южнойеменским правительством. Сами южнойеменцы до появления у них современных судов ловили сардины, сушили их на циновках или прямо на песке, затем продавали, естественно, за гроши. Перекупщики вывозили сушеные сардины в другие страны, где их перерабатывали в рыбную муку. В Йемене же сушеные сардины входят в меню бедняка, ими также кормят скот — верблюдов и даже коров.

Полуденный зной мы решили переждать под навесом бывшей таможни на берегу (Эль-Гайда и вся провинция Махра была тогда отделена от Адена таможенным барьером). Стоя по горло в воде, носильщики выгружали цемент. Тяжелые бумажные мешки сначала подтягивали на плотах к берегу, а затем на головах выносили на сушу. С помощью трактора выгружали с плота многотонный электрический движок. Связь всей провинции с внешним миром возможна только в сезон спокойной воды. Когда же дуют юго-западные муссоны и высокая волна накатывается на берег, никто в море не выходит. Ни одной бухты на побережье нет.

Рыбаки подарили нам трех большущих лангустов и четырех крупных креветок. Йеменцы их не любят и едят в случае крайней нужды.

Мы отдали их приготовить в местной харчевне, объяснив повару, сколько времени варить лангустов, как солить. Потом мы разбивали их булыжником и наслаждались бело-розовым мясом.

Вечером все поехали купаться, надеясь, что акул на мелководье в это время не будет. Море было теплое, как чай, и совсем не освежало. Запомнились песчаные пирамидки крабов на берегу, запах йода, змеиная голова черепахи в море, крики чаек и расплавленное золото заката. Я никогда не видел такого заката — без единого красноватого оттенка. Думалось о вечности пустыни, солнца, моря. Упала бархатная аравийская ночь с низкими звездами, и наш «лендровер» повез нас обратно в Эль-Гайду.

…Еще одна поездка за несколько десятков километров от Эль-Гайды. Берег океана. Стаи бездомных собак. Они то купаются в волнах прибоя, спасаясь от жары, то сидят высунув языки в ямах у берега. Несколько сложенных из глины домиков среди песков. Вода в колодцах солоноватая. Когда я впервые побывал в этом селении, меня спросили, не специалист ли я по воде, не могу ли я пробурить такие глубокие колодцы, чтобы добраться до пресной воды. Услышав отрицательный ответ, жители не смогли скрыть разочарования. Почти каждый из них чуть ли не с семи лет страдает болезнью почек. Только крепкий чай с сахаром с трудом отбивает привкус соли в воде.