Корни тамариска - [31]

Возле мечети раскинулся дамасский базар. Он велик, знаменит и славен. Даже во время войны базар кипел, хотя некоторые лавки и были закрыты. С неизменным упорством зазывали покупателей торговцы инкрустированными столиками и оружейники, ковроделы и медники. По крытым галереям, отчаянно крича, проносились на велосипедах подростки, перевозящие не очень тяжелые товары. Ослики и мулы трусили рядом с крестьянами, одетыми в рубахи до пят. Разносчики прохладительных напитков мелодично позванивали стаканчиками, предлагая пепси-колу. Впрочем, большинство утоляет жажду просто из кранов. Дамаск снабжается водой из горных озер. Ни в какой другой стране Ближнего Востока не пил я воды вкуснее.

Враг стоял в полусотне километров от Дамаска. Поэтому стоило прерваться музыке, доносящейся из транзистора, как вокруг него собирались люди, чтобы послушать последние известия.

Я забрел на улицу медников. Они превращают тупую болванку металла в блюда с замысловатыми узорами и кофеварки, в кувшины, похожие на девушек с тонким станом, и увесистые люстры. Сейчас они ковали кинжалы для десантников и мотали рулоны с колючей проволокой.

В одном из домиков у древней византийской стены, покрытой бронзовым плющом, жили трое — дряхлый старик, перебирающий четки, старуха с татуировкой на подбородке и молодая женщина, которая была беременна. Мне рассказали, что четвертого, ее мужа, с ними нет. Он славился огромной силой, любил играть многопудовыми слитками меди. Он женился на девушке из семьи беженцев из Эль-Кунейтры с Голанских высот. Их семью любили на улице медников, но это не мешало многим добродушно подтрунивать над жизнью молодоженов. Свекровь заставила невестку носить черную чадру, хотя и совсем прозрачную, а та В отместку надевала модную дерзкую юбчонку. Мужчина ушел на фронт, и женщины помирились. Накануне в дамасский госпиталь «Аш-Шарк» поступил раненый товарищ молодого медника. Он рассказал, что почти треть взвода, в котором они служили, полегла ври защите освобожденного Дже-бель-Шейха на Голанских высотах. Он не знал, среди живых или мертвых теперь бывший медник.

Когда приблизился вечер, две женщины в черном, старая и молодая, поспешили к мечети. Они прижались лбом к холодному мрамору и забормотали скорбные и гневные слова.

Еще один день закатился осенним медным светом за зубчатый гребень Касъюна.

Числа с пятнадцатого в небе Дамаска израильские самолеты почти не появлялись. В это время пришел в движение синайский фронт. Кроме того, сказывались тяжелые потери израильской авиации. Летчики — элита израильской армии. Чтобы подготовить начинающего пилота, нужно четыре года. Потери в машинах восполнялись Соединенными Штатами, а гибель людей воспринималась в Израиле очень болезненно.

За первые дни войны израильская авиация разрушила нефтеперегонный завод в Хомсе, нефтехранилища в Латакии, Тартусе, Баниасе, тепловые электростанции в Дамаске и Хомсе, Латакии и Тартусе. Для всех было ясно, что эти бомбардировки служили прежде всего целям устрашения. Их непосредственный военный эффект практически равнялся нулю. Сотни бензовозов шли из Ирака, Кувейта, Ливана, чтобы восполнить потери Сирии. Остановилась сирийская легкая промышленность, лишенная электроэнергии, но это опять-таки не оказало воздействия на ход военных операций.

Конца войны еще не было видно, а в министерстве экономики собрались хозяйственные руководители — министры энергетики, планирования, коммуникаций, внешней торговли, финансов, общественных работ. Вел заседание заместитель премьера Мухаммед Хейдар. В соседнем помещении сидели вооруженные телохранители. Наверху в сквере стояли зенитки. Хозяйственники, мыслящие сухими цифрами и диаграммами, были полны человеческих эмоций. Они обсуждали планы, как организовать тыл на случай затяжной войны. В выступлениях сквозила мысль, что страна недостаточно подготовилась к войне. А я думал о том, что сирийцы набираются зрелости, учатся переносить страдания, терпеть навязанные им лишения, проходить через разруху и вновь возрождать свою страну.

Журналистские дела вынудили меня на короткое время съездить в Бейрут.

Город встретил редкой для октября влажной жарой, но море было прозрачным, ласковым, великолепным. Если плыть с пляжа Сен-Симон, уставленного белыми кабинками, мимо изъеденного прибоем скалистого островка, то за мысом постепенно открывался Бейрут. Он появлялся сначала одним мини-небоскребом, потом другим и вырастал над волнами изящными ломаными линиями. Но когда я гулял по его улицам, то удивлялся, до чего же бестолково застраивался город: видно, к нему не применялся принцип единого планирования. Индивидуализм частного предпринимательства был доведен до крайности… Рядом с элегантными пятнадцатиэтажными домами — свалки, на бейрутском «Бродвее» — улице Хамра чувствовался запах сточных канав. Я уж. не говорю об автомобилях, которые неслись, не соблюдая правил, заставляя пешеходов прижиматься к стенкам узких улочек. Добавьте рев самолетов над головой из-за того, что трасса взлетов и посадок проходила над центром ливанской столицы…

Земля Ливана с финикийских времен была как бы торговыми воротами Ближнего и Среднего Востока… Традиции посреднической торговли сохранились. Будь это трижды банально, но я сошлюсь на шофера такси, который сказал мне: «Здесь люди поклоняются лире — ливанскому фунту, а лавка менялы для них — храм». Этот же шофер не преминул меня обсчитать. Погоня за лирой стала движущим стимулом для многих ливанцев. Страна превратилась в главный банковский центр и курорт Арабского Востока, а легальная проституция — в прибыльный бизнес. В Ливан вкладывали деньги нефтяные шейхи Персидского залива, и процветание Бейрута в конечном счете было отражением нефтяного бума на Ближнем Востоке. По через Ливан сюда проникали и идеи со всего мира. В Бейруте находились сильнейшая полиграфическая промышленность и самые богатые книжные магазины Арабского Востока.