Корни Иггдрасиля - [90]

Тогда с нижней скамьи встал человек высокого роста и мужественного вида, подошел к конунгу и сказал:

— Государь, он происходит из лучшего рода в Исландии, и сам он — достойнейший человек.

— Тогда пусть он сядет рядом с тобой, — приказал конунг.

Гуннлауг сказал:

— Я сочинил хвалебную песнь в вашу честь, государь, и хотел бы, чтобы вы ее выслушали.

— Идите сперва и садитесь на место, — сказал конунг. — Теперь некогда слушать ваши песни.

И вот Гуннлауг и Храфн разговорились. Каждый из них рассказал другому о своих странствиях. Храфн сказал, что он приехал прошлым летом из Исландии в Норвегию, а с наступлением зимы — из Норвегии в Швецию. Вскоре они совсем подружились.

Однажды, когда тинг кончился, оба они были у конунга. Гуннлауг сказал:

— Я хотел бы, государь, чтобы вы послушали мою хвалебную песнь.

— Теперь это можно, — сказал конунг.

— Я тоже хочу сказать хвалебную песнь, если вам будет это угодно, государь, — сказал Храфн.

— И это можно, — ответил конунг.

— Тогда я скажу мою песнь первым, если вам будет угодно, — сказал Гуннлауг.

— Первым должен я сказать мою песнь, — сказал Храфн, — потому что я первым приехал к вам.

Гуннлауг сказал:

— Когда это бывало, чтобы мой отец шел на поводу у твоего отца? По-моему, никогда. Не будет этого и между нами.

Храфн отвечал:

— Покажем свою вежливость, не будем доводить дела до ссоры, а предоставим решение конунгу.

Конунг объявил:

— Пусть Гуннлауг скажет свою песнь первым, раз ему так хочется настоять на своем.

Тогда Гуннлауг сказал хвалебную песнь, которую он сложил в честь конунга Олава. Когда он кончил, конунг спросил:

— Храфн, как тебе нравится эта песнь?

— Государь, — отвечал Храфн, — она напыщенна, некрасива и несколько резка, совсем под стать нраву Гуннлауга.

— Ну теперь говори свою песнь, Храфн! — сказал конунг. Тот так и сделал. Когда он кончил, конунг спросил:

— Гуннлауг, как тебе нравится эта песнь?

Гуннлауг отвечал:

— Государь, она красива, как сам Храфн, но ничтожна. Почему, — добавил он, — ты сочинил в честь конунга хвалебную песнь без припева? Или он показался тебе недостойным большой хвалебной песни?

Храфн отвечал:

— Оставим сейчас этот разговор. Мы еще вернемся к нему позднее!

На этом их разговор окончился.

Вскоре после этого Храфн сделался дружинником конунга Олава и попросил у него разрешения уехать. Конунг разрешил ему. Когда Храфн снарядился в путь, он сказал Гуннлаугу:

— С нашей дружбой кончено, потому что ты хотел унизить меня здесь перед знатными людьми. Но когда-нибудь я осрамлю тебя не меньше.

— Меня не пугают твои угрозы, — сказал Гуннлауг. — Едва ли когда-нибудь дело дойдет до того, что меня будут меньше уважать, чем тебя.

Конунг Олав дал Храфну на прощанье богатые подарки, и тот уехал.

Храфн поехал на восток весной и приехал в Трандхейм. Там он снарядил свой корабль и летом поплыл в Исландию. Он причалил в Глинистом Заливе, к северу от пустоши. Его родичи и друзья обрадовались ему, и он оставался эту зиму дома, у своего отца.

Летом на альтинге встретились два родича: законоговоритель Скафти и скальд Храфн. Храфн сказал:

— Я бы хотел, чтобы ты помог мне в сватовстве к Хельге, дочери Торстейна и внучке Эгиля.

Скафти ответил:

— Разве она не обещана Гуннлаугу Змеиному Яыку?

Храфн сказал:

— А разве не прошел срок, который был между ними условлен? К тому же он теперь слишком зазнался, чтобы считаться с такими вещами.

Скафти ответил:

— Пусть будет по-твоему.

После этого они пошли в сопровождении многих людей к землянке Торстейна, сына Эгиля. Тот принял их хорошо. Скафти сказал:

— Храфн, мой родич, хочет посвататься к твоей дочери Хельге. Тебе известны его род и богатство, его хорошее воспитание, а также его родственные и дружеские связи.

Торстейн ответил:

— Она была обещана Гуннлаугу, и я хочу сдержать слово, которое я дал ему.

Скафти сказал:

— Но разве не прошли три года, условленные между вами?

Торстейн ответил:

— Еще не прошло лето, и летом он может вернуться в Исландию.

Скафти сказал:

— А если он не вернется до конца лета, то на что мы можем надеяться в нашем деле?

Торстейн ответил:

— Мы встретимся здесь будущим летом, и тогда будет видно, что всего благоразумнее. Сейчас же бесполезно говорить об этом.

На этом они расстались, и люди поехали с тинга домой. Но сватовство Храфна к Хельге не осталось тайной.

Гуннлауг и в это лето не вернулся в Исландию. Следующим летом на альтинге Скафти и Хравн стали свататься очень настойчиво. Они говорили, что Торстейн теперь свободен от всякого обещания Гуннлаугу. Торстейн отвечал:

— У меня немного дочерей, и я бы не хотел, чтобы одна из них стала причиной раздора. Я хочу сначала встретиться с Иллуги Черным.

Так он и сделал. Когда они встретились, Торстейн спросил:

— Не думаешь ли ты, что я теперь свободен от обещания твоему сыну Гуннлаугу?

Иллуги отвечал:

— Конечно, если тебе так угодно. Но я мало что могу сказать по этому поводу, так как не знаю точно намерений моего сына Гуннлауга.

Тогда Торстейн пошел к Скафти, и они порешили, что в начале зимы у Торстейна в Городище должна состояться свадьба, если Гунлауг до этого не вернется в Исландию, но что Торстейн будет свободен от всякого обещания, если Гуннлауг вернется и потребует, чтобы тот выполнил обещание. После этого люди поехали с тинга домой, а Гуннлауг все не возвращался. Хельге же очень не нравилось принятое решение.