На рассвете уснувших под брезентом накрыли большим кормовым флагом, а утром после уборки из котельной натаскали колосников и начали, раскрыв, обряжать спящих для погребения. Увы! Они спали вечным сном!
Уже многих зашили в саван и привязали к их ногам чугунные колосники. Черед дошел и до Цветкова - его хотели тоже закатать в парусину. Тут он проснулся. Сел и начал отчаянно ругаться. Братва отпрянула в испуге думали: мертвый воскрес. "Чего ты лаешься в такой момент?!" - закричал на Цветкова боцман.
"А я отчего рассердился? - объяснил мне потом Цветков. - Ведь я лег с краю; очнулся, гляжу - рядом со мной Сарыков. Всю ночь с мертвым гадом пролежал. Тьфу!"
Матросы, узнав дело, возмутились. Труп предателя крюком, чтобы не пачкать рук, бросили в море акулам на съедение.
Убитых товарищей, как обычно, схоронили в море, спустив по наклонной доске за борт. Наш "веселый батя" - так зовут у нас корабельного иеромонаха, отца Мирона, - наскоро отпел погибших и не преминул сказать довольно длинную проповедь.
По статуту военного ордена, Цветков имеет неоспоримое право на Георгиевский крест. Я письменно подтвердил его стойкое поведение в бою. Он не уронил андреевского флага. Вероятно, дадут крест и Сидоренке.
Мечтаю после выписки из госпиталя получить отпуск. Поеду в Питер! Увижусь, любимая, с тобой!"
