Кормилец - [3]
Когда я вошел в кабинет, Шматченко уже был там. Он сидел на привинченном к полу стуле в дальнем конце комнаты, туго спеленатый в смирительную рубашку. Кстати, одна из последних смирительных рубашек в диспансере. Крепкая мешковина родом из СССР продержалась до две тысячи пятого. Ему было под семьдесят. Несмотря на худобу, это был вполне крепкий дед. Шматченко спал. Лысая голова склонилась, подбородок касался груди. Приоткрытые губы чуть изогнулись в снисходительной улыбке, обнажив крупные желтые зубы. Я не мог работать со спящим и хлопнул дверью чуть сильнее, чем требовалось. Шматченко открыл глаза и посмотрел на меня. Глаза белые и пустые, как матовое стекло, зрачки светлые, едва различимые.
– А где Боря? – спросил он, и под тонкой пергаментной кожей старика проступили желваки. – Боря обещал принести мне соль. Они ее боятся.
Я ответил, что Савенко ушел в отпуск. Про фирменный трюк Бориса Алексеевича – перед отпуском раздавать коллегам самых безнадежных больных и не забирать их обратно по возвращении – в ординаторской слагали анекдоты. Но на тот момент я ничего об этом не знал и воспринял подлянку как проявление особого доверия.
– Мне нужен Боря, – запротестовал Шматченко, когда я сказал, что Савенко в данный момент принимает солнечные ванны где-то под Геленджиком. – Он обещал принести мне йодированную соль. В нашей воде не хватает йода. Вам это известно? Отсюда проблемы с щитовидкой. А если в воду для полива добавлять несколько капель йода, то огурцы вообще не будут болеть.
И его понесло. Помню, что в те годы я особенно был внимателен к резонерству. Пытался уловить логику мышления больного, которая впоследствии должна была помочь в терапии. Шматченко раскачивался на стуле, вновь прикрыв глаза и погружаясь в собственную болтовню все глубже и глубже. Я было попытался его перенаправить, но безуспешно. Он меня не услышал. Случись это сейчас, я бы не стал его прерывать. Подождал бы и дал ему выговориться. Даже если бы на его разглагольствования ушел час. Хотя нет. Вру. Случись это сейчас, я бы вышел из кабинета. Выбежал из больницы. И больше никогда туда бы не возвращался.
Шматченко продолжал говорить. Я открыл папку, которую перед отъездом передал мне Борис Алексеевич, и отыскал вопросник. Бумаги выглядели странно: никаких скоб и скрепок – только клей. Привет от Ганнибала Лектора и Сары Коннор. Пройденные пункты были обведены кружком, а на противоположной стороне разворота были записаны ответы. Выглядели они даже для традиционно гнетущего бреда больных довольно зловеще.
«После смерти Вера оказалась слишком болтлива, я и пожалел, что не зашил ей рот».
«Умерла от стыда, и я похоронил ее в песочнице».
«Кажется, что на ветках висят тряпки, но на самом деле это кишки».
Еще я обратил внимание на род деятельности больного. В строке «Место работы, должность» было записано: «Народный целитель».
– Так, Олег Альбертович. Ладно. На чем вы тут остановились? – Я старался придать своему голосу невозмутимость и по-деловому обвел вопрос кружком. – Когда вы поступили в диспансер, в ваших карманах санитары нашли два собачьих глаза. Как они туда попали?
Пациент дернулся, как будто получил пулю в лоб, и замолчал. Потом зажмурился и стиснул зубы. При этом он продолжал улыбаться. Вены на шее вздулись в толщину пальца и зашевелились под кожей, как черви. Лицо побагровело. У меня мелькнула мысль, что сам Борис Алексеевич, возможно, не собирался читать все вопросы по порядку. Но дело было сделано.
– Я умею готовить отличный суп из собачьих глаз! – вдруг во всю глотку заорал пациент. – Но для этого мне нужна соль! СОЛЬ!!! Принеси мне соли или выпусти меня отсюда. Верни вещи и телефон!
Мумия – а именно на внезапно ожившую мумию Шматченко тогда стал похож – потянулась ко мне и оскалилась. Из раскрытого рта полетела слюна. Тело затряслось, словно к стулу подключили ток.
– Выпусти меня отсюда! Или я выйду сам! Прошагаю по трупам в белых халатах, вперед к светлому будущему! – Он рвался так сильно, что закрепленные к полу ножки стула больше не казались гарантией безопасности. Я встал из-за стола и попятился к двери. Находиться там было все равно что стоять перед разъяренной собакой и ждать, когда штырь, к которому привязана цепь, выскочит из земли.
– Я порежу вас всех чайной ложкой, которую мне дают за завтраком! – продолжал орать Шматченко. – Набью карманы вырванными языками! Гагарин не летал в космос, а его друг Микки-Маус работает на израильскую разведку. Слышишь ты, вонючий молокосос? Если ты сейчас же не принесешь мне соли, я вырву твои глаза и затолкаю тебе в рот!
Утром следующего дня я вручил санитару Мишке бутылку «Арарата» за то, что тот без спроса заглянул в кабинет и оборвал этот монолог тычком в нос».
3
Игорь проснулся усталым и разбитым. Ночью ему снова снилось проклятое дерево. Он сел на край кровати и подпер голову ладонями. В последнее время после пробуждения Игорь патологически медленно приходил в себя. Для себя он называл это «просыпаться», хотя понимал, что данная формулировка весьма условна.
В свете утреннего солнца ночные страхи расплывались и бледнели. Но не исчезали. Взгляд скользнул по кровати и замер. Смятая простыня на том месте, где спала жена, выглядела до дрожи знакомо. Но тогда была ночь и спальня была меньше. А снизу не доносились звон посуды и журчание воды из крана.
Инопланетянин, запечатанный в вирусную ДНК, просыпается. Он голоден. Ему надо расти. Его жертвами становятся тысячи. Не будет помощи извне. Он позаботился о том, чтобы умирающий город хранил молчание.Студент и старик-врач волею судьбы оказались в числе немногих выживших. Оба далеки от мысли о спасении города. Но именно им предстоит вступить в схватку со злом.
В графстве Хэмптоншир, Англия, найден труп молодой девушки Элеонор Тоу. За неделю до смерти ее видели в последний раз неподалеку от деревни Уокерли, у озера, возле которого обнаружились странные следы. Они глубоко впечатались в землю и не были похожи на следы какого-либо зверя или человека. Тут же по деревне распространилась легенда о «Девонширском Дьяволе», берущая свое начало из Южного Девона. За расследование убийства берется доктор психологии, член Лондонского королевского общества сэр Валентайн Аттвуд, а также его друг-инспектор Скотленд-Ярда сэр Гален Гилмор.
Май 1899 года. В дождливый день к сыщику Мармеладову приходит звуковой мастер фирмы «Берлинер и Ко» с граммофонной пластинкой. Во время концерта Шаляпина он случайно записал подозрительный звук, который может означать лишь одно: где-то поблизости совершено жестокое преступление. Заинтригованный сыщик отправляется на поиски таинственного убийцы.
Пансион для девушек «Кэтрин Хаус» – место с трагической историей, мрачными тайнами и строгими правилами. Но семнадцатилетняя Сабина знает из рассказов матери, что здесь она будет в безопасности. Сбежав из дома от отчима и сводных сестер, которые превращали ее жизнь в настоящий кошмар, девушка отправляется в «Кэтрин Хаус», чтобы начать все сначала. Сабине почти удается забыть прежнюю жизнь, но вскоре она становится свидетельницей странных и мистических событий. Девушка понимает, что находиться в пансионе опасно, но по какой-то необъяснимой причине обитатели не могут покинуть это место.
«Эта история надолго застрянет в самых темных углах вашей души». Face «Страшно леденит кровь. Непревзойденный дебют». Elle Люси Флай – изгой. Она сбежала из Англии и смогла обрести покой только в далеком и чуждом Токио. Загадочный японский фотограф подарил ей счастье. Но и оно было отнято тупой размалеванной соотечественницей-англичанкой. Мучительная ревность, полное отчаяние, безумие… А потом соперницу находят убитой и расчлененной. Неужели это сделала Люси? Возможно. Она не знает точно. Не знает даже, был ли на самом деле повод для ревности.
Писательница Агата Кристи принимает предложение Секретной разведывательной службы и отправляется на остров Тенерифе, чтобы расследовать обстоятельства гибели специального агента, – есть основания полагать, что он стал жертвой магического ритуала. Во время морского путешествия происходит до странности театральное самоубийство одной из пассажирок, а вскоре после прибытия на остров убивают другого попутчика писательницы, причем оставляют улику, бьющую на эффект. Саму же Агату Кристи арестовывают по ложному обвинению.
Зуав играет с собой, как бы пошло это не звучало — это правда. Его сознание возникло в плавильном котле бесконечных фантастических и мифологических миров, придуманных человечеством за все время своего существования. Нейросеть сглаживает стыки, трансформирует и изгибает игровое пространство, подгоняя его под уникальный путь Зуава.