Коридоры кончаются стенкой - [15]

— Вот, Николай, — сказал он, плохо скрывая радость, — прочти и оцени. Кажется, нам подвернулось неплохое дельце.

Абакумов заинтересованно взглянул на Малкина и взял донесение «Виржинии».

— Да тут глаза сломаешь, — скользнул он наметанным глазом по исписанному листу. — Намеренно искажает почерк?

— Не придирайся! — одернул его Малкин. — Пусть хоть ногой пишет, было бы что читать.

Пока Абакумов знакомился с донесением, Малкин нетерпеливо ерзал в кресле, исподволь наблюдая за выражением лица заместителя. Оно было спокойным и непроницаемым, и это стало раздражать.

— Ну, как? — спросил с вызовом, когда Абакумов вернул ему листок.

— Похоже на — фантазию.

— ! Я так не думаю, — возразил Малкин мягко, хотя в душе уже клокотало. — Возможно, момент наносного здесь есть, но в целом — ты меня извини. Здесь есть над чем работать.

— Слишком все просто.

— А тебе хотелось бы позапутанней? Я вижу, ты донесение не воспринял. Тогда слушай меня внимательно и понимай все, что я скажу, как приказ. Да, «Виржиния» поступила по-бабьи, когда сразу и наотрез отказалась сотрудничать с контрой. Я ее поправил. Она встретится с Заратиди, скажет, что будет оказывать заговорщикам посильную помощь, но не под страхом, а добровольно, по убеждению и как равноправный член организации. Выявим соучастников, возьмем двоих-троих на раскол. Остальных, в том числе и Заратиди, — потом. А пока «поводим», понаблюдаем. Сразу всех, как ты понимаешь, брать нельзя: завалим «Виржинию» и потеряем в ее лице ценного агента.

— Иван Павлович! Я вспомнил… — Абакумов попытался что-то сказать, но Малкин его не слушал. Не мог простить равнодушия, с каким заместитель отнесся к сообщению агента.

— В общем так, Николай! Подключи к разработке самые квалифицированные наши силы, лучших разведчиков. Если размотаем этот клубок — получим дело, превосходящее по своему политическому звучанию все, что до сих пор у нас было. Причем независимо от твоего отношения к этому делу.

— Не о моем отношении речь! — Абакумов звонко хрустнул пальцами и положил кисти рук на стол, как примерный ученик. — Вы задали вопрос, а ответить на него не даете. Дело, о котором вы говорите, осложнилось, не успев развернуться.

— Не понял, — насторожился Малкин.

— Во время последней операции Заратиди арестован.

— За что?

— За то, что родился греком, — усмехнулся Абакумов. — Другой компры на него не было.

— Что за дурная манера говорить загадками! — глаза Малкина стали недобрыми.

— Какие загадки, Иван Павлович! Изъятие производили по национальным признакам. Брали греков.

Заратиди грек, работавший на даче особого назначения. Вот его и взяли. Ни мы, когда составляли списки на изъятие, ни вы, когда утверждали их, не знали, что Заратиди потребуется нам в ином качестве.

— Какое качество! Какое к черту качество! Рухнуло такое дело! Они не знали! Обязаны были знать! Враг работает на особо важном объекте, а они о нем ничего не знают! — Малкин больше не сдерживал себя. Лицо его побледнело, губы плотно сжались и приобрели синеватый оттенок. Казалось, ему стоило больших усилий размыкать их для извержения очередного потока брани. — Что вам после этого можно доверить? Что вам вообще можно доверять? Помощнички, вашу мать! — вытаращив глаза, Малкин поднял руки над головой, судорожно сжал их и грохнул тяжелыми кулаками по столу. — Вон! — бросил глухо с жутким шипением. — Вон! — повторил на выдохе и ткнул указательным пальцем в сторону двери.

Абакумов вскочил, как ошпаренный, готовый раз и навсегда покинуть этот ненавистный ему кабинет, но не рванул без оглядки, как это делали другие. Выработанная за годы службы в армии привычка к дисциплине подавила это желание. Он четко, по-уставному отступил от стола, выполнил «пол-оборота направо» и, чеканя шаг, вышел из кабинета.

«Баста! — кричало все его существо. — Дальше работать под началом этой глумливой твари не буду! Сейчас же напишу рапорт о переводе на прежнее место службы! Не удовлетворит Люшков — обращусь к Ежову! Все! Баста!»

Подходя к своему кабинету, Абакумов услышал там частые нетерпеливые звонки телефонного аппарата. Это был прямой телефон с Малкиным. Не торопясь, вошел, постоял, остывая от бушевавшей обиды, поднял трубку.

— Абакумов у аппарата.

— Ты что это вылетел из кабинета, как пробка? Обиделся, что ли? — спросил Малкин тоном человека, не испытавшего минуту назад идиотского взрыва. — Ладно, не переживай. Эту каналью, грека этого, переведи из общей камеры в одиночку. Знаю, что заняты, знаю, — упредил он возможное возражение. — Освободи любую и упрячь эту дрянь подальше. Подумай, как допросить, чтобы не раскрыть источник. Используй информацию из донесения, но сгусти краски. Приплети небылицы. Посмотри, как будет реагировать. Если у него этот вопрос в зубах навяз — обязательно выдаст себя. Будет упираться — поставь на конвейер. Организуй наблюдение за родителями, «Виржиния» тут уже не помощник. Ты чего молчишь?

— Слушаю.

— Ты сомневаешься?

— Да.

— Обоснуй.

— Слишком все примитивно. Первому попавшемуся, не знамо кому, вот так сразу ляпнуть о наличии подпольной организации, о ее целях и задачах…

— По-твоему враг обязательно должен быть умным?