Корень жизни: Таежные были - [90]

— Пища должна доставлять наслаждение! На кой черт мне твое свиное сало и рис! В Центральном я вчера видел болгарское лечо, овощное ассорти, маринованные грибочки, икру кетовую, а ты — рожки! — шумел он. — И уж совсем стыдоба охотоведам набирать в тайгу мясную тушенку да жиры! У вас что, ружей нет?

Володя по своей молодости стеснялся вмешиваться в спор, он в общем-то не мог во взглядах на походные продукты не согласиться со мною, но ему уж очень хотелось прихватить десяток банок зеленого горошка и маринованной капусты.

Если бы не сложность заброски на стационар — только небольшим вертолетом — то и споров бы не было: бери всяк что хочет для души своей и чрева. Но потому и спорили, что вес груза был жестко ограничен.

А неудачи подстерегали нас. Началось с того, что выпросить вертолет оказалось гораздо труднее, чем в прежние годы. «Нет машин, нет пилотов», — говорили в отделе перевозок спокойно, привычно и изо дня в день.

Как-то сердобольная авиаторша, случайно оказавшаяся при разговоре, посоветовала: «Езжайте в Виру, там базируется патрульный Ми-4 авиаохраны леса, я позвоню летнабу — забросит попутным рейсом. Отличный парень. Может, не сразу, но что поделаешь: авиация не любит торопиться».

Может быть, из Виры мы улетели бы в предсказанные два-три дня, но нам опять не повезло. Начались осенние палы, потом ветры и сушь перегнали огонь с лугов в леса, и небо заволокло сплошной пеленой дыма. Иногда, правда, северный ветер очищал его и показывал нам подрагивающие в сумрачном мареве дальние сопки. Тогда пилоты поднимали вертолет для проверки машины и осмотра местности, а наши сердца трепетали надеждой. Но, облетев Виру вокруг, вертолет садился. Экипаж безмятежно курил, улыбался, и на мой безмолвный вопрос командир отвечал! «У нас в авиации говорят, сидеть лучше, чем лежать». Я не понял, почему «лежать», и мне снисходительно пояснили: в могиле.

На пятые сутки томительного ожидания и бесцельного фланирования по Бире Николай разразился:

— Да что за чепуха, черт возьми! Тысячу рублей перевели авиации, чтобы быстрее, а скоро две недели, как ждем! И никакой ясности на завтра! Пешком перетаскали бы! На лошадях нас давно со всем скарбом за пару сотенных перевезли бы! Так ведь? — И уставился на меня злыми глазами, будто я верховный авианачальник.

— Так, к сожалению, — согласился я. — Окажись мы в Бире лет сорок назад, на Каранак уехали бы спокойно. День на поиски лошадей и заключение договора, два-три для пути по звериным тропам — и вот тебе твой стационар. Да некстати перевелись лошади: очень нужен конь в охотничьем деле. Знаете, как раньше здесь охотились? На коне заезжали, на нем же промышляли и домой возвращались с добычей. Надежно и весело. Конь — не вертолет, он всегда готов, никогда не капризничает и не ломается, а требует сущую малость — клок сена да немного овсеца.

Вылетели мы в конце октября. Погода установилась по-осеннему ясная, тихая, морозная. Пожухлые листья оголили деревья и выстлали ковром землю, по рекам пошла-зашуршала шуга, вершины сопок обелились снегом… Золотое время для работы было потеряно, на вертолет мы смотрели как на лютого врага. Но все же, когда он наконец поднял нас в воздух да шустро понес на север, через горы, тайгу, реки, мы были рады: ведь и в самом деле лучше поздно, чем никогда.

Но и эту нашу радость вертолетчики смяли. Покружив над посадочной площадкой у избушки, построенной летом в верховьях Каранака, где мы должны были выгрузить половину экспедиционного имущества, Ми-4 взмыл вверх и лег на обратный курс. Наше недоумение командир «рассеял» очень просто: «Площадка не удовлетворяет требованиям, садиться не будем». Мы пытались возражать: «Летом здесь, когда избушки строили, Ми-4 несколько раз садился шутя». Но и на это он ответил спокойно: «А я шутить не хочу». И все тут.

Через несколько минут подлетели к основному зимовью, где я уже бывал и где намеревались основать КП. На большой косе, лес вокруг которой был раньше специально повален, чтобы пилоты садились без уговоров — даже знак «Т» из бревен темнел! — мы теперь должны были выгрузиться полностью, и нам предстояло потерять несколько дней, чтобы перетаскать нужный груз по дальнему бездорожью в верхнюю избушку. По кислым физиономиям моих спутников было видно, что их это тоже не радует.

Но главный сюрприз «малая авиация» преподнесла нам через несколько минут: лихо покрутив над площадкой, командир, будто любуясь своим спокойствием, сказал: «И на этой садиться не буду». — «Почему же? Она площадью в два гектара, и на ней в год сто раз вертолеты садятся! Даже рыбачить на них прилетают!» — возмутился я. «А я не рыбак, — опять невозмутимо ответил пилот. Но, увидев мое огорчение, объяснил: — Видите — полосы для захода нет». — «Была бы полоса, здесь самолет сел бы», — вертелось на кончике языка, но я смолчал.

Лихорадочное совещание в нашей тройке: «Что делать? Возвращаться в Биру? Или сразу в Хабаровск?» Николай озлобленно махнул рукой: «Давай в Хабаровск! Хватит с меня!» Володя равнодушно, в каком-то оцепенении, смотрел в иллюминатор. Я попросил у командира карту. Подумав немного, показал точку в верховьях Тырмы: «Тут почти аэродром. Везите туда. Курс 230, шестнадцать километров».