Корень квадратный из прекрасного - [15]

Мама Лавджой выходит. Сестрица задерживается.

ФИЛИПП: Не знаю почему, но мне хочется попросить прощения. Ты знаешь, что я вынес за эти годы?

СЕСТРА: Знаю, Филипп.

ФИЛИПП: Четырнадцать лет назад "Японскую вишню" признали гениальной. Она завоевала все премии и сделала мне карьеру.

СЕСТРА: Филипп, как ты умудрился спустить все деньги?

ФИЛИПП: Я не верил, что слава и деньги были настоящими.

СЕСТРА: Они были настоящими.

ФИЛИПП: Лишь тогда. Я был прав, что не доверял им. Что со мной случилось?

СЕСТРА: Не знаю, не знаю.

ФИЛИПП: Я знаю одно: все произошло так неуловимо, что я и не заметил. Другие поняли это задолго до меня. Сестрица, почему ты мне не сказала?

СЕСТРА: Как я могла сказать?

ФИЛИПП: Когда ты увидела, что я выпиваю по три мартини перед обедом, почему ты не выбила у меня из рук стакан?

СЕСТРА: Как я могла?

ФИЛИПП: Когда я годами бесцельно скитался, почему не спрашивала, куда я иду?

СЕСТРА: Потому что не знала, куда бы ты хотел поехать.

ФИЛИПП: Когда я развлекался с женщинами, а Молли была здесь, почему не послала меня к чертям?

СЕСТРА: Я это делала, просто ты не помнишь.

ФИЛИПП: Лучше бы я никогда не писал этой проклятой книги! Никогда не забуду дня, когда она вышла.

СЕСТРА: Что же произошло?

ФИЛИПП: Ничего. Полная опустошенность. Я думал, что никогда больше не смогу писать, и чувствовал себя опустошенным и напуганным.

СЕСТРА: Любой писатель, закончив книгу, думает, что никогда не напишет другой.

ФИЛИПП: Год, два, три я боялся что-нибудь написать, а потом, когда я кончил вторую книгу, ее так беспардонно раскритиковали!

СЕСТРА: Критики имели на тебя зуб. Я помню, как рвала и топтала рецензии.

ФИЛИПП: Не было такой гадости, которой не удостоилась моя вторая книга, как не было такой похвалы, которую бы пропустили, говоря о первой. Что же со мной произошло? Я не переставал удивляться. Что я такого сделал?

СЕСТРА: Я говорила, чтобы ты не принимал этого так близко к сердцу.

ФИЛИПП: Когда-то я восхищался писателями. Теперь, чем больше я их узнаю, тем меньше уважаю... Две тети - гомосексуалисты, да и остальные омерзительны. Они готовы опустит тебя в унитаз ради премии или возможности появиться на обложке журнала "Тайм" - завистливые, бездарные, старающиеся так состряпать свои книги, чтобы они прошли на "ура" и не противоречили великому Закону.

СЕСТРА: Какому закону?

ФИЛИПП: Закону умолчания. Закону чистогана.

СЕСТРА: Как ты можешь так говорить о писателях?

ФИЛИПП: Потому, что их знаю, я сам писатель. Но раньше я был доброжелательным. В молодости мне нравилось, когда мои друзья добивались успеха. Я вырезал хорошие рецензии, а плохих просто не замечал. Но сейчас, после стольких лет неудач, единственное, что еще может меня ободрить, это известие о чьем-либо сокрушительном провале. Я кормлюсь чужими бедами, потому что сам на успех уже не способен. Первое, что я читаю в газетах по утрам, это некрологи. Мой талант умер.

СЕСТРА: И где же он умер?

ФИЛИПП: Вопрос откуда он взялся? Не из головы...

СЕСТРА: Тогда откуда, Филипп?

ФИЛИПП: Из крохотного моторчика в душе. Теперь этот моторчик остановился.

СЕСТРА: Он может включиться снова.

ФИЛИПП: Я пытался работать. Лежа, стоя. Даже возле холодильника.

СЕСТРА: Зачем?

ФИЛИПП: Так работал Томас Вулф.

СЕСТРА: И тебе работалось?

ФИЛИПП: Нет. Я просто начинал есть. Лучше бы я умер, когда вышла "Японская вишня".

СЕСТРА: Наверное, это был самый великий день в твоей жизни.

ФИЛИПП: Лучше бы меня поразил гром или молния или что-нибудь другое, от меня не зависящее...

СЕСТРА: Как ты можешь так говорить, Филипп?

ФИЛИПП: Или искалечило бы вдруг так, чтобы я не нес бремя ответственности за все последующие годы. Но я ответственен за все эти годы, за медленное разрушение, за провалы. Я сам все сделал, хотя все произошло так незаметно, что и не заметил. Я один ответственен за свой провал. Я и только я.

Входит Молли.

МОЛЛИ: Я хочу поговорить с тобой, Филипп.

ФИЛИПП: Поговорим позже.

МОЛЛИ: Мне надо кое-что тебе сказать.

ФИЛИПП: Ну, тогда скажи.

СЕСТРА: Я пойду наверх и успокою маму.

Уходит.

МОЛЛИ: Я собираюсь тебя оставить, Филипп.

ФИЛИПП: Почему?

МОЛЛИ: Из-за Джона.

ФИЛИПП: Из-за этого строителя! Он надоест тебе в течение суток.

МОЛЛИ: Он никогда мне не надоест. Мы с Джоном любим друг друга. Джон собирается построить нам прекрасный дом с водопроводными трубами, пересекающими пол.

ФИЛИПП: Ты свернешь себе шею.

МОЛЛИ: Я имела в виду не пересекающие пол, а проходящие под ним. Прекрасный дом, новый, солнечный.

ФИЛИПП: Ты нужна мне. Я нужен тебе. Это так просто.

МОЛЛИ: Совсем не просто.

ФИЛИПП: Ты хочешь, чтобы я умер?

МОЛЛИ: Нет, Филипп, нет.

ФИЛИПП: А я без тебя умру. Ты этого не понимаешь?

МОЛЛИ: Нет.

ФИЛИПП: Вспомни мотель "Стратфорд Армс", там мы занимались любовью с утра до вечера.

МОЛЛИ: Не надо!

ФИЛИПП: И ты лежала на кровати, упиваясь своей наготой.

МОЛЛИ: Пожалуйста, ради Бога, Филипп.

ФИЛИПП: А я стоял голый на пороге. И вдруг ты сказала: "Парис. Имя".

МОЛЛИ (вспыльчиво): Из уважения к приличиям, оставь Париса в покое.

ФИЛИПП: Господи, при чем здесь приличия?

МОЛЛИ: Позволь мне уйти.

ФИЛИПП: Я слаб, а ты стала сильной. Почему?