Корделия - [11]

Шрифт
Интервал

— Нет, не то… напротив, помилуйте! Но кружок «Свободных любителей» имеет такую двусмысленную репутацию… — пробормотал я, донельзя угнетенный ее переходом во, враждебный театральный лагерь.

Нейгоф беспечно усмехнулась.

— Захотели вы репутации от любительского кружка! Все они на один лад. А ваш неупокоевский кружок с вашей трагической школой, думаете, лучше? Что в приемной стоит бюст Шекспира с отбитым носом — это еще ничего не доказывает. Зато у нас, у «свободных любителей», есть светский гон. А это, что бы ни говорили, много значит. По крайней мере там никогда не рискуешь встретить особ вроде вашей… этой панны Вильчинской!

Я из деликатности не возражал, потому что отлично знал, что такое представлял собой кружок «Свободных любителей», который вернее следовало бы назвать «светских губителей». У нас все же был Шекспир, хотя и с отбитым носом, а там, кроме фотографической карточки Савиной, вывешенной в конторе бок о бок с прейскурантом модного магазина какой-то мамзель Жан, иных драматических следов отыскать было довольно трудно.

Итак, я промолчал и лишь меланхолично осведомился — в чем она предполагает дебютиррвать.

— Вы знаете водевиль «Вспышка у домашнего очага»… «Le mari dans du coton?» Ну, вот я в нем играю роль взбалмошной жены… Надежда Николаевна находит, что эта роль должна мне очень удаться… Надежда Николаевна Синеокова — известная любительница… Вы, вероятно, слыхали… Что же вы не отвечаете и смотрите исподлобья, как волк? Ну, конечно, слыхали… Кто из театральных ее не знает!

— Никакой Синеоковой я не знаю, а я знаю одно: что перейти от «Короля Лира»… к переделочному водевилю — это такой шаг… такой шаг…

— Который ведет к погибели! — драматически подсказала за Меня Нейгоф. — Так, по-вашему?

И заметя, что я мрачно сверкнул глазами на ее иронию, продолжала добродушно:

— Вот видите ли, что я вам скажу на это… Вы, Сакердончик, очень милый, очень добрый, ну, словом, я вас очень люблю… Только не сбивайте меня вы ради самого бога вашими классиками… Ну какая я в самом деле Корделия?.. Я Фру-Фру, Перикола… все, что хотите, только не Корделия… А что я тогда так удачно прочла, так это чисто случай… Когда мы с maman были за границей, мы во Флоренции видели «Лира» с Росси… Корделию играла какая-то тоненькая и очень миловидная итальяночка… фамилию теперь не помню… Макарони или Лацарони — наверное, что-то в этом роде… Ну, так тогда нам с maman ее игра очень понравилась… так это у ней все выходило грациозно… душевно-грациозно. Вот maman потом мне говорит: «Что бы тебе, Марта, попробовать себя в Корделии. Это такая деликатная роль…» Вот я себя и попробовала. Нашел на меня такой удачный момент. У всякого в жизни бывают свои удачные моменты… А только это вовсе не мое амплуа… Это мнение и мое собственное, и maman, и Надежды Николаевны… все, все наши добрые знакомые в этом уверены! Фуй, вы опять смотрите исподлобья… Я терпеть не могу, Сакердончик, когда вы смотрите исподлобья… У вас такие светлые, хорошие глаза, к которым идет только улыбка… Ну, улыбнитесь же, Сакердончик, улыбнитесь, а то я вас брошу и пойду в Перинную линию, в № 7… А вы знаете, номер седьмой — это такой роковый номер для дам, что раньше часу оттуда не выберешься и непременно купишь какую-нибудь дрянь. Ну-с, что же?

Нечего делать, я улыбнулся, хотя случайное причисление меня к «недобрым» знакомым уязвило мое самолюбие самым серьезным образом. Но Марта ничего этого не замечала и с неослабевающей энергией продолжала отстаивать и расписывать передо мной свой новый кружок.

— Одно, что там ужасно — это интриги. Ах, если бы вы знали, какие там интриги. Не далее как на вчерашней репетиции чуть не вышел скандал… Надо вам сказать, что, кроме «Вспышки», идут два акта из «Горе от ума», и Софью и Лизу играют сестры Трамбецкие — известные кружковые сплетницы. Между тем дежурным старшиной в тот вечер был статский советник Шалашников. А этот самый Шалашников, надо вам сказать, давно добивался роли Софьи Павловны для своей жены. Вот он и задумай отомстить семье Трамбецких… Вы знаете, что он сделал? Вы просто не поверите! Он выкрал перед самой репетицией из суфлерской будки экземпляр «Горе от ума»… Это статский-то советник! До чего может довести любовь к своей дражайшей половине! А Трамбецкая, оказывается, выследила и подняла за своих детей целую историю. Кричит на всю залу, что доведет дело до градоначальника — просто срам! Еле удалось ее успокоить. И все-таки я вам скажу, что, несмотря на интриги, наш кружок — милый, милый и милый!!

И видя, что я еще недостаточно пленен описанными прелестями, весело откашлялась и продолжала живописать:

— Во-первых, он уже потому милый, что там все светские люди… это, разумеется, отражается во всем… («Даже в поступке статского советника Шалашникова», — подумал я про себя.) В игре, в mise en scХne [2] — во всем господствует самый изящный тон… А это очень важно… очень! И потом, знаете, у кружка есть свой оркестр — из любителей и любительниц. Это просто курьез, что такое этот оркестр! (Марта детски-радостно расхохоталась.) Вы только представьте себе: на барабане играет некий седовласый адмирал, на тромбоне зудит один модный адвокат, а две первые скрипки изображают две старые девы… любительницы… Умора!.. Вы непременно должны прийти посмотреть, что у нас такое происходит. Да то ли еще у нас бывает!.. Вы знаете, мы ставим не одни оперы и драмы, но и балет, настоящий балет, как следует — в трико, с коротенькими юбочками и разными там пуантами и ронжамбами. И премило выходит… и все кружковые… даже один драгунский полковник в нем участвует… Некий Каташихин. Вы, может быть, знаете? Ах, какая талантливая личность!!. Хохотун, анекдотист… ну, словом, душа общества. И, вообразите, какое совпадение?!. На днях я его вижу в «Пахите» в трико, в розовых башмачках, выделывающим там разные антраша. А на другой день встречаю на Малой Садовой, едущего на развод, — в густых эполетах, в регалиях, каска с султаном… Я ему кланяюсь… А он мне вот так… по-балетному… ручкой. Прелесть как весело!.. Нет, что вы там ни говорите, а я повторю в десятый раз, что наш кружок — милый, милый!!


Еще от автора Иван Леонтьевич Леонтьев
По следам Пушкинского торжества

(настоящая фамилия — Леонтьев) — прозаик, драматург. По образованию — офицер-артиллерист. В 1883 г. вышел в отставку и занялся исключительно литературным трудом. Внучатый племянник скульптора Петра Клодта (автора Аничкова моста в Петербурге, памятников святому Владимиру в Киеве и Крылову в Летнем саду)Издание представляет собой дорожные впечатления и кабинетные заметки Ивана Щеглова об Александре Сергеевиче Пушкине, сосредоточенные, по преимуществу, на мотивах и подробностях, мало или совсем не затронутых пушкинианцами.


Сомнительный друг

(настоящая фамилия — Леонтьев) — прозаик, драматург. По образованию — офицер-артиллерист. В 1883 г. вышел в отставку и занялся исключительно литературным трудом. Внучатый племянник скульптора Петра Клодта (автора Аничкова моста в Петербурге, памятников святому Владимиру в Киеве и Крылову в Летнем саду)Издание представляет собой дорожные впечатления и кабинетные заметки Ивана Щеглова об Александре Сергеевиче Пушкине, сосредоточенные, по преимуществу, на мотивах и подробностях, мало или совсем не затронутых пушкинианцами.


«Три мгновения»

(настоящая фамилия — Леонтьев) — прозаик, драматург. По образованию — офицер-артиллерист. В 1883 г. вышел в отставку и занялся исключительно литературным трудом. Внучатый племянник скульптора Петра Клодта (автора Аничкова моста в Петербурге, памятников святому Владимиру в Киеве и Крылову в Летнем саду)


Гоголь в Оптиной пустыни

(настоящая фамилия — Леонтьев) — прозаик, драматург. По образованию — офицер-артиллерист. В 1883 г. вышел в отставку и занялся исключительно литературным трудом. Внучатый племянник скульптора Петра Клодта (автора Аничкова моста в Петербурге, памятников святому Владимиру в Киеве и Крылову в Летнем саду)


Из воспоминаний об Антоне Чехове

(настоящая фамилия — Леонтьев) — прозаик, драматург. По образованию — офицер-артиллерист. В 1883 г. вышел в отставку и занялся исключительно литературным трудом. Внучатый племянник скульптора Петра Клодта (автора Аничкова моста в Петербурге, памятников святому Владимиру в Киеве и Крылову в Летнем саду)


Нескромные догадки

(настоящая фамилия — Леонтьев) — прозаик, драматург. По образованию — офицер-артиллерист. В 1883 г. вышел в отставку и занялся исключительно литературным трудом. Внучатый племянник скульптора Петра Клодта (автора Аничкова моста в Петербурге, памятников святому Владимиру в Киеве и Крылову в Летнем саду)Издание представляет собой дорожные впечатления и кабинетные заметки Ивана Щеглова об Александре Сергеевиче Пушкине, сосредоточенные, по преимуществу, на мотивах и подробностях, мало или совсем не затронутых пушкинианцами.


Рекомендуем почитать
Гарденины, их дворня, приверженцы и враги

А. И. Эртель (1885–1908) — русский писатель-демократ, просветитель. В его лучшем романе «Гарденины» дана широкая картина жизни России восьмидесятых годов XIX века, показана смена крепостнической общественной формации капиталистическим укладом жизни, ломка нравственно-психологического мира людей переходной эпохи. «Неподражаемое, не встречаемое нигде достоинство этого романа, это удивительный по верности, красоте, разнообразию и силе народный язык. Такого языка не найдешь ни у новых, ни у старых писателей». Лев Толстой, 1908. «„Гарденины“ — один из лучших русских романов, написанных после эпохи великих романистов» Д.


Биографический очерк Л. де Клапье Вовенарга

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Зефироты (Фантастическая литература. Исследования и материалы. Том V)

Книга впервые за долгие годы знакомит широкий круг читателей с изящной и нашумевшей в свое время научно-фантастической мистификацией В. Ф. Одоевского «Зефироты» (1861), а также дополнительными материалами. В сопроводительной статье прослеживается история и отголоски мистификации Одоевского, которая рассматривается в связи с литературным и событийным контекстом эпохи.


Дура, или Капитан в отставке

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ пятый. Американскіе разсказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Встреча чумы с холерою, или Внезапное уничтожение замыслов человеческих

В книге представлено весьма актуальное во времена пандемии произведение популярного в народе писателя и корреспондента Пушкина А. А. Орлова (1790/91-1840) «Встреча чумы с холерою, или Внезапное уничтожение замыслов человеческих», впервые увидевшее свет в 1830 г.