— Ага. Хотелось бы! — кивнул Санди. — Но когда мой корабль скрылся бы за горизонт, я бы, наверно, заплакал.
— Начитался! — добродушно фыркнул старый мастер. — Это мать все набивает тебе голову всякой дребеденью… Стивенсон, Жюль Верн, Грин. В жизни-то этого не бывает!
— А тебе никогда не хотелось, сын, стать летчиком? Никогда-никогда? — чем-то задетый, спросил Дружников-старший.
— Я ведь еще не выбрал профессию. Успею! — возразил Санди и чуть надулся. Пятеро взрослых — а он один на всех, — и каждый хочет, чтобы Санди шел непременно по его стопам. Не все равно, что ли, кем он будет, кем-нибудь да будет. Но, во всяком случае, выберет сам, и нечего оказывать на него давление.
В знак протеста Санди ушел к себе в нишу. Когда они жили с бабушкой и дедушкой, у Санди была отдельная комната; теперь ему сделали постель в большой нише, отделив ее занавеской. Санди взял роман Уэллса и стал читать лежа. Теперь никто не обращает внимания, лежа или сидя он читает, а так, конечно, гораздо удобнее. «Войну миров» он читал, наверно, сотый раз, но с таким же интересом, как первый.
Взрослые курили и разговаривали. Потом начали спорить, причем кричали оба, как на площади. Что-то о роли личности. Санди терпеть не мог споров. Пришлось перейти в спальню родителей и закрыть плотнее дверь. Какой интерес спорить? Все очень просто. У них в седьмом «Б» каждый год переизбирают старосту, он и зазнаться не успеет. А в девятом «А» один староста сидел с пятого класса, так настолько зазнался, что пришлось ребятам его поколотить и переизбрать. Санди ни разу еще никуда не выбирали. Он не обижается, Командовать он и не умеет и не любит. Наверно, потому и из умеет, что не любит. В классе почему-то командные должности занимают девчонки. Пусть их, если нравится! Этот год избрали старостой Ляльку Рождественскую, дочь директора. Она неплохая девчонка. Простая. Пожалуй, слишком серьезная.
Александр Кириллович засиделся допоздна — все спорили. Заперев за ним дверь, Санди вернулся в столовую.
Андрей Николаевич стоял посреди комнаты и с растерянным видом тер себе грудь. Санди обратил внимание, что еще за чаем отец расстегнул пуговицы сорочки и поколачивал пальцами по груди. Теперь он как-то странно поводил головой.
— Что с тобой, папа? — удивился Санди. Он еще никогда не видел отца больным и не мог даже представить его заболевшим.
— Черт знает что такое… — удивленно проговорил Дружников. — Неловко повернулся, что ли? Словно кол посреди груди…
— Выпей минеральной воды, — неуверенно предложил Санди.
Он быстро откупорил бутылку, нарзана. Но с отцом началось что то странное: его бил озноб, он задыхался и скоро начал стонать, хватаясь за грудь.
Уложив отца в постель и дав ему не нарзана, а стакан горячего чая, который тот с жадностью выпил, причем зубы лязгали о стакан, Санди растерянно выбежал на площадку лестницы.
Он не знал, что делать. Позвонить маме? Еще испугается и сама заболеет. Может, ей нельзя оставить дежурство и будет только волноваться? Позвонить бабушке? Наверно, уже спят. Все-таки старые, тревожить-то их…
Пока Санди соображал, что предпринять, на площадку поднялись соседи.
— Что-нибудь случилось? — спросила соседка Зинаида Владимировна.
Узнав, что плохо с отцом, она не растерялась:
— Иди домой и сиди возле отца, а я вызову по телефону «скорую помощь».
Дальше события развернулись стремительно. Пока прибыла «скорая помощь», Андрею Николаевичу стало совсем плохо. Его сводила крупная дрожь, боль раздирала грудь, отдавая и в плечо и в лопатку. Санди, сам чуть не плача, укрыл отца всеми одеялами, которые у них были. Зинаида Владимировна дала Андрею Николаевичу валерьянки.
— Ничего, — успокоила она, — сейчас прибудет «скорая помощь»…
Дружников сразу сел на постели:
— Кто вас просил? Сейчас же отмените вызов. Не нужно никаких врачей!
— Теперь они уже выехали…
«Скорая помощь» в лице пожилой утомленной женщины-врача, молоденькой кудрявой медсестры и веселого санитара уже входила в оставленную приоткрытой дверь.
Быстрый осмотр, измерение давления, укол, какое-то лекарство выпить, и врач, вытащив из сумки книжку, села возле настольной лампы читать.
Зинаида Владимировна ушла от Дружниковых несколько обиженная.
Санди стоял в ногах кровати и не отрываясь смотрел в бледнее, лицо отца с закрытыми глазами. Медсестра и веселый санитар о чем-то тихонько шептались и даже хихикнули, после чего врач оторвалась от книги и очень строго посмотрела на них. Через полчаса они сделали второй укол и уехали, строго настрого приказав Санди сидеть около отца и в случае повторения приступа вызвать опять «скорую».
Когда они уехали, Андрей Николаевич выругался и приказал Санди ложиться спать. Пришлось повиноваться. Но на Санди напал страх: вдруг отец умрет? Он всю ночь вскакивал с постели и подходил к отцу. Отец то дремал, то смотрел перед собой широко раскрытыми глазами и несколько раз даже выругался вполголоса.
Утром Санди решил, что болезнь отца и бессонная ночь достаточно уважительная причина, чтобы не идти в школу. А раз уж остался дома, надо везде прибрать к приходу матери и вскипятить чай.
— Что мы будем делать? — уныло спросил Андрей Николаевич.