Кораблекрушения - [33]
Эти индейцы питались тунами и сосновыми семенами; на той земле растут маленькие сосны, а их шишки похожи на небольшие яйца, но семена у них лучше, чем у кастильских сосен, потому что их кожура очень тонкая; когда эти семена еще зеленые, их мелют, делают из муки круглые лепешки и так едят; если же семена сухие, то их мелют с кожурой и едят муку.
Индейцы, вышедшие нам навстречу, едва коснувшись нас, бегом вернулись в свои дома, а потом снова прибежали к нам. Так они все время бегали туда и обратно и принесли нам множество вещей на дорогу. Потом ко мне привели одного человека и сказали, что он много времени тому назад был ранен стрелой в правую часть спины и что наконечник стрелы остался у него над сердцем; а сам индеец говорил, что это причиняет ему большое страдание и он все время чувствует себя больным. Я его потрогал и нащупал наконечник стрелы; я понял, что она застряла в хряще. Тогда ножом, который у меня был, я вскрыл ему грудь до этого места и нашел там застрявший наконечник; но его было очень трудно извлечь; я сделал разрез еще больше, подцепил наконечник кончиком ножа и с большим трудом извлек его оттуда; наконечник оказался очень длинным. Потом, используя свои познания в медицине, я оленьей костью зашил в два стежка рану, но она все равно продолжала кровоточить; и я остановил кровь, приложив к ране ворс шкуры. А когда я извлек наконечник стрелы, индейцы попросили его у меня, и я им его отдал; и пришел весь народ посмотреть на этот наконечник, и передавали его из рук в руки, и отправили его в глубь земли, чтобы его могли увидеть все, кто там живут; и по этому поводу индейцы устроили большой праздник и пляски, как они всегда это делают. На следующий день я снял швы индейцу, и он был совсем здоров, а от раны, которую я ему сделал, остался шрам не больше, чем складка на ладони; и он сказал, что больше не чувствует ни боли, ни страдания. Это лечение очень нас возвысило и вызвало к нам такое доверие и уважение по всей земле, какое только могли и умели проявлять индейцы.
Мы показали им погремушку, которую несли с собой, и они сказали, что в том месте, откуда ее принесли, в земле есть много брусков такого материала[104] и что он высоко ценится; еще они сказали, что жители сооружают там постоянные дома, и поэтому мы решили, что это у Южного моря[105], ибо мы все время получали сведения о том, что оно богаче Северного. С тем мы и отправились дальше и благополучно прошли столько разных земель и столько различных языков, что не хватает памяти рассказать о всех них, и всю дорогу одни индейцы грабили других, при этом, как грабители, так и ограбленные, оставались вполне довольными. Нас сопровождало в пути столько народу, что это приносило нам больше неудобств, чем пользы.
Когда мы проходили по долинам, каждый индеец держал в руке толстую палку длиной в три пяди, и все они шли в ряд; и если откуда-нибудь выскакивал заяц (которых там много), то они окружали его и так начинали колотить палками, что было даже удивительно; и таким образом они заставляли его бегать от одного к другому, что, на мой взгляд, было самой красивой охотой, какую только можно вообразить, ибо много раз зайцы прыгали им прямо в руки[106], и когда мы останавливались на ночлег, то иногда бывало, что каждый приносил по восемь или по девять пойманных зайцев. Тех же, кто шли с луками, мы обычно даже не видели, потому что они углублялись в горы в поисках оленей; а ночью, когда они возвращались, то приносили каждому из нас по пяти или шести оленей, а также разных птиц и перепелок. Вообще все, что индейцы находили или убивали, они клали перед нами, не осмеливаясь взять себе что-нибудь без нашего разрешения, даже если умирали с голоду, ибо такой они положили себе обычай после того, как начали ходить с нами; и над всякой пищей, прежде чем они ее ели, мы должны были сотворить крестное знамение. Женщины несли с собой множество циновок, из которых они делали нам дома, отдельно для каждого из нас. От всего, что нам приносили, мы брали половину, а остальное отдавали вождю, который шел с нами, приказывая ему разделить это среди всех. Получив свою часть, каждый приходил к нам, чтобы мы подули на нее и перекрестили, иначе же они не осмеливались есть; а много раз мы вели с собой три или четыре тысячи человек, и поэтому тяжек был наш груд, ведь для каждого из них мы должны были подуть и перекрестить то, что он собирался есть и пить; а также и для многого другого, что они собирались делать, они приходили просить нашего разрешения, из чего можно видеть, сколько мы имели беспокойства. Женщины приносили нам туны, пауков и червяков — все, что у них было, ибо, если они даже умирали с голоду, они не могли съесть ничего, что не было бы получено от нас.
Идя с этими индейцами, мы переправились через большую реку, которая текла с севера, прошли тридцать лиг по равнине и встретили много людей, пришедших издалека. Эти люди вышли на дорогу, по которой мы должны были пройти, и приняли нас так же, как раньше принимали другие индейцы.
Глава XXX
Начиная с этой встречи обычай принимать нас изменился, ибо люди, шедшие с нами, не грабили больше тех, кто выходил нас встречать; теперь индейцы, войдя в свои дома, сами предлагали нам все, что имели, включая и дома и самих себя; мы же все отдавали вождям, чтобы они делили это между всеми людьми. И всегда те, кто терял имущество, шли за нами дальше, туда, где было много людей, чтобы возместить свои потери; и они говорили следующим индейцам, чтобы те береглись нас и не вздумали бы спрятать от нас какую-нибудь вещь, ибо невозможно, чтобы мы про то не узнали и сразу же не убили бы их за это, так как о спрятанных вещах нам говорит само солнце. И страх среди тех индейцев бывал так велик, что в первые дни они только дрожали и не осмеливались ни заговорить, ни поднять глаза.
