Кораблекрушения - [16]
Исполняя волю губернатора, я взялся за весло, то же самое сделали все, кто находился в моей лодке. Мы гребли почти до самого захода солнца, но так как люди, которые шли с губернатором, были здоровее и сильнее всех, кто был на других лодках, мы не могли ни держаться около них, ни следовать за ними. Видя это, я попросил губернатора, чтобы они кинули нам конец со своей лодки, ибо мы были не в силах идти за ними, он же ответил, что они и одни едва ли смогут достичь земли этой ночью. Я сказал ему, что так как имею мало надежды, что мы сможем идти за ним и выполнить то, что он приказал, то пусть он отдаст приказ, что мне делать в этом случае. Он мне ответил, что сейчас не время отдавать приказы, поэтому пусть каждый спасает жизнь как может, и что он сам намерен поступить подобным образом. Сказав так, он отплыл от нас на своей лодке, а я, не имея возможности следовать за ним, пошел к другой лодке, которая держалась мористее и дожидалась меня. Подплыв к ней, я увидел, что это была лодка капитанов Пеньялосы и Тельеса. И вот мы плыли вместе четыре дня, съедая каждый день по строгой мере горсть маиса.
По прошествии этих четырех дней нас захватила буря, во время которой вторая лодка пропала, и только по великому милосердию божию мы сами не утонули, таково было ненастье: все это происходило зимой, было очень холодно, и мы уже долго страдали от голода и от ударов, которые нам наносило море, поэтому на следующий день люди начали падать в обморок, так что к концу дня все, кто были в моей лодке, уже лежали друг на друге полумертвые, и только пять человек еще оставались на ногах. Когда же наступила ночь, осталось только двое, кто мог управлять лодкой — я и боцман, и в два часа ночи боцман сказал мне, чтобы я взял лодку на себя, ибо он был в таком состоянии, что думал, что умрет этой же ночью; тогда я взял руль, а в середине ночи подошел посмотреть, не умер ли боцман, но он мне сказал, что ему лучше и что он будет править лодкой до утра. И поистине в этот час хотелось мне самому быть мертвым, чтобы только не видеть такие муки моих людей.
После того как боцман взял управление лодкой, я хотел было отдохнуть немного, но не смог; никогда еще сон не был так далек от меня, как в эту ночь. Уже перед рассветом мне почудилось, что я слышу гул прибоя, какой бывает при низком береге, потому что волны обрушиваются на такой берег с сильным грохотом; в испуге я позвал боцмана, и тот мне сказал, что мы, наверное, недалеко от земли. Бросили лот. Оказалось, что глубина под нами — шесть морских саженей[61]. Боцман сказал, что нам надо взять мористее и дождаться, пока рассветет; я схватил весло и начал грести от берега, который, как мы увидели, был в лиге от нас, и тут нас повернуло кормой к морю и понесло к земле. Недалеко от берега большая волна подхватила лодку и так ее бросила, что она выскочила из воды на целую эррадуру[62], и от сильного удара почти все люди, лежавшие в ней без чувств, пришли в себя. Увидев рядом землю, они стали вываливаться из лодки и на четвереньках выбираться на сушу. Выйдя с трудом на берег, мы развели огонь, поджарили немного маиса, который у нас сохранился и нашли воду, оставшуюся там от прошедших дождей; тепло от костра привело людей в себя и придало им немного сил. А было все это в шестой день ноября.
Глава XI
После того как люди поели, я сказал Лопе де Овьедо, который был крепче остальных и сохранил больше сил, чтобы он пошел к деревьям, что росли недалеко от нас, и, взобравшись на одно из них, разведал бы землю, на которой мы оказались, и постарался бы узнать о ней что-нибудь. Он так и сделал и выяснил, что мы находимся на острове[63]: еще он заметил, что земля здесь разрыхлена, словно по ней обычно ходит скот, и поэтому ему показалось, что она принадлежит христианам, о чем он нам и сообщил.
Я приказал, чтобы он вернулся обратно и разведал все с еще большей тщательностью и посмотрел, нет ли вокруг каких-нибудь дорог, по которым мы могли бы пойти, и чтобы при этом он не слишком от нас удалялся, ибо здесь могло быть опасно.
Он снова ушел и, обнаружив тропу, прошел по ней пол-лиги, и увидел несколько индейских хижин, которые стояли пустыми, потому что индейцы были в поле; он взял там один горшок, маленькую собачку, немного рыбы и повернул обратно; нам же показалось, что его долго нет, и я послал двух человек на поиски, чтобы они узнали, не случилось ли с ним что-нибудь; пройдя немного, они увидели его и увидели также трех индейцев с луками и стрелами, которые шли за ним и звали его, а он тоже знаками звал их за собой. Так он подошел к нашим людям, а индейцы остановились немного сзади и уселись на землю; и за полчаса сбежалось несколько сот других индейцев со стрелами; не знаю, были ли эти индейцы на самом деле большими или нет, но у страха глаза велики, и нам они тогда показались огромными[64].
Индейцы остановились недалеко от нас, около тех трех наших людей. Нам нечего было и думать о том, чтобы защищаться, потому что среди нас едва ли нашлось бы шесть человек, способных подняться с земли. Веедор и я вышли к индейцам и позвали их; они подошли к нам; и мы приложили все усилия к тому, чтобы умиротворить их и наладить с ними отношения. Мы дали им бусы и погремушки, и каждый из них дал мне по одной стреле, что было знаком дружбы. Индейцы жестами объяснили, что утром придут снова и принесут нам еды, ибо сейчас у них ее не было.
