Кораблекрушение «Джонатана» - [53]

— Кау-джер! — кричал кто-то из густого тумана.

Едва доносившийся зов казался жалобным стоном.

Кау-джер поспешил к реке. Там его взгляду предстало жуткое зрелище: на противоположном берегу, отделенном от Нового поселка стремительным потоком, столпилось около сотни людей. Полно, людей ли? Скорее, призраков, изможденных, едва прикрытых лохмотьями. Увидев того, кто являлся их последней надеждой, эмигранты воспряли духом и умоляюще протянули к нему руки.

— Кау-джер! — взывали несчастные. — Кау-джер!

Человек, к которому они обращались за помощью, вздрогнул от неожиданности. Какие новые бедствия обрушились на Либерию и довели ее жителей до такого ужасного состояния?

Кау-джер ободряюще помахал им рукой и позвал на помощь своих друзей. Не прошло и часа, как Хальг, Кароли и Хартлпул восстановили настил моста, и Кау-джер перешел на другой берег. Тотчас же его окружили взволнованные люди, один вид которых мог растрогать самое черствое сердце. Но теперь их запавшие, лихорадочно блестевшие глаза светились радостью: друг и спаситель был вместе с ними. Бедняги теснились вокруг Кау-джера, каждому хотелось хотя бы дотронуться до него. Со всех сторон раздавались ликующие возгласы.

Потрясенный Кау-джер молча смотрел и слушал. Колонисты, как на духу, выкладывали ему все свои горести. Одни вспоминали о собственных бедах, другие умоляли помочь умирающим женам или детям.

Терпеливо выслушав все жалобы и зная, что сочувствие — самое лучшее лекарство, Кау-джер ответил всем сразу. Пусть они вернутся домой, а он обойдет подряд все дома. Никто не будет забыт.

Эмигранты охотно подчинились и, как малые дети, послушно возвратились в лагерь.

Кау-джер шел вместе с ними, по пути ободряя или утешая людей, находя для каждого доброе слово. Так добрались они до разбросанных в беспорядке зданий. Как здесь все переменилось! Повсюду виднелись груды мусора и нечистот. За один год непрочные строения так обветшали, что уже начали разрушаться. Некоторые дома казались вообще необитаемыми, и только кучи отбросов указывали на присутствие жителей. Однако то тут, то там открывались двери, и на пороге показывались жалкие и мрачные фигуры колонистов. На их лицах было написано уныние или отчаяние.

Кау-джер прошел мимо «дворца» губернатора. Боваль тоже приоткрыл окно, но ограничился только тем, что проводил своего противника долгим взглядом. Ненавидя Кау-джера, Фердинанд Боваль прекрасно понимал, что сейчас не время сводить счеты. Никто из либерийцев не простил бы ему враждебных действий против человека, от которого все ожидали спасения.

В глубине души Боваль был почти рад вмешательству Кау-джера. Он также ожидал от него помощи. Легко и приятно править людьми, когда все идет хорошо. Но сейчас обстановка накалилась до того, что губернатор, вынужденный управлять обреченными на смерть людьми, не мог не радоваться появлению человека, который помогал ему удержать непосильное бремя власти.

Итак, никто и ничто не препятствовало Кау-джеру в его добрых деяниях. Но какое трудное время настало для него! Каждое утро, с рассветом, в любую погоду он отправлялся из Нового поселка в Либерию и там до позднего вечера обходил дома, раздавал лекарства, вселял бодрость и надежду в сердца отчаявшихся людей.

Несмотря на все свои познания и самоотверженность, Кау-джер не всегда мог преодолеть роковой ход событий. Часто усилия его были напрасны. Смерть пожинала богатый урожай, разлучая супругов, отнимая у родителей детей, оставляя сирот. Повсюду слышались стоны и плач.

И все-таки ничто не могло поколебать мужества этого замечательного человека. Как только врач признавал себя бессильным, на смену ему приходил мудрый утешитель.

Однажды утром, когда Кау-джер направлялся в лагерь, кто-то окликнул его. Обернувшись, он увидел странную бесформенную груду, издававшую глухие хрипы. Эта груда оказалась человеком, который в бесконечном перечне преходящих земных существований числился под именем Фрица Гросса.

Четверть часа тому назад, пробудившись от сна, музыкант вышел на мороз, и тут его хватил апоплексический удар. Пришлось собрать с десяток поселенцев, чтобы дотащить это грузное тело в защищенное от ветра место. Вскоре у Гросса началась агония. По посиневшему лицу, по частому и хриплому дыханию Кау-джер определил, что у скрипача воспаление легких, а наскоро произведенный осмотр показал, что никакое лекарство уже не поможет организму, отравленному алкоголем.

Развитие болезни подтвердило правильность диагноза. Когда Кау-джер вернулся с обхода других больных, Фрица Гросса уже не было в живых. Он лежал на земле, застывший, неподвижный, и глаза его больше не видели окружающего мира.

Кау-джер взял из окостеневших рук музыканта скрипку, издававшую некогда такие божественные звуки, — теперь она никому не принадлежала — и, возвратившись в Новый поселок, направился к дому, где жили Хартлпул и юнги.

— Сэнд! — открыв двери, позвал он.

Мальчик подбежал к нему.

— Я обещал тебе скрипку, — сказал Кау-джер. — Вот, возьми.

Сэнд, побледнев от волнения и восторга, схватил инструмент.

— Эта скрипка, — продолжал Кау-джер, — принадлежала Фрицу Гроссу.