Кораблекрушение «Джонатана» - [52]

Но неожиданный наплыв голодающих потребовал от губернатора разрешения сложной задачи.

Первый колонист, побежденный природой, возвратился из центральных районов острова 15 апреля в конце дня. Устало и понуро шагал он по поселку, за ним плелась жена, бледная, истощенная, в лохмотьях, а дети, две девочки и два мальчика (последнему только что исполнилось пять лет, и на нем почти не было одежды) цеплялись за юбку матери. Печальное шествие!

Все жители Либерии окружили их и забросали вопросами. Глава семьи, ободренный тем, что очутился среди товарищей, коротко рассказал свои злоключения. Он отправился в глубь острова одним из последних. Поэтому ему пришлось долго искать свободный участок земли. Колонист нашел его лишь во второй половине декабря и сразу же принялся за постройку жилья. Но с плохим инструментом, да еще и без помощников, он еле-еле справился с этой задачей, тем более что, совершенно не зная строительного дела, допустил множество ошибок, которые пришлось исправлять. Все это сильно задержало ход работ.

Через шесть недель, кое-как выстроив простую лачугу, неудачник взялся за подъем целины. Но злой рок навел его на каменистую почву, пронизанную сетью глубоких, разветвленных корней, где застревала и кирка и лопата. Хотя он трудился не покладая рук, к зиме ему удалось расчистить только крошечный участок земли и, следовательно, на урожай не приходилось рассчитывать. А продукты были уже на исходе. Пришлось оставить на месте весь инструмент и теперь уже ненужные семена и возвращаться той же дорогой, по которой он ушел четыре месяца назад, полный надежд… Целых десять дней колонист с семьей брел через весь остров, зарываясь в снег во время метелей и шагая по колено в грязи, когда наступала оттепель. И вот, изнуренные и голодные, они наконец добрались до побережья.

Боваль помог несчастным. По его распоряжению им отвели один из сборных домов и выдали провизию. После чего губернатор счел инцидент исчерпанным.

Но ближайшие дни показали, что он ошибся. Ежедневно в Либерию возвращался то тот, то другой эмигрант. Приходили они либо в одиночку, либо с женами и детьми, но все голодные и оборванные.

В некоторых семьях недосчитывалось людей. Куда они девались? Вероятно, погибли. Но все выжившие колонисты, кого постигла неудача (а таких, видимо, было большинство), устремились обратно на побережье. Нескончаемый поток возвращавшихся создавал большие трудности для разрешения продовольственной проблемы.

К 15 июня население столицы увеличилось более чем на триста человек. Сначала Бовалю кое-как удавалось справиться с этим нашествием. Всех вернувшихся поселяли в сборных домах, где опять образовалась неимоверная теснота. Мест для вновь прибывших не хватало, потому что несколько домов еще раньше перенесли на левый берег, а некоторые строения по приказу Боваля соединили в одно большое здание, которое он торжественно окрестил своим «дворцом»; многие же вообще были уничтожены просто по беспечности. Пришлось опять селиться в палатках.

Но самым острым вопросом все же являлся вопрос питания. Такое количество голодных ртов с невероятной быстротой поглощало запасы, доставленные на «Рибарто». И снова возникли опасения, что продуктов не хватит даже до весны, хотя раньше предполагалось, что колония обеспечена на год с лишним. У Боваля хватило ума правильно оценить создавшуюся ситуацию, и он решился наконец проявить свою власть, издав приказ о введении в Либерии пайка.

Сначала колонисты не подчинялись его распоряжению, поскольку оно не было подкреплено силой. Поэтому, чтобы заставить эмигрантов выполнить приказ, губернатору пришлось мобилизовать среди своих самых горячих приверженцев двадцать добровольцев и поставить их на страже у продовольственного склада, который некогда охраняли матросы «Джонатана». Эта мера вызвала сильное недовольство, но все же колонисты покорились губернатору.

Он уже решил, что покончил с возникшими трудностями или, по крайней мере, отдалил тяжелые времена, насколько это было в человеческих силах, как вдруг на Либерию обрушилось новое бедствие.

Постоянное недоедание, трудный путь, проделанный ими, суровый климат — все это истощило вернувшихся эмигрантов. Случилось то, чего следовало ожидать, — началась страшная эпидемия.

В отчаянии колонисты снова вспомнили о Кау-джере. До середины июня отсутствие этого человека никого не трогало. Люди легко забывают оказанные им благодеяния, если больше не рассчитывают на них в будущем. Но, очутившись в безвыходном положении, они сразу же подумали о человеке, который столько раз выручал их из беды. Почему же Кау-джер покинул колонистов, когда на них свалилось столько невзгод? Теперь причины раскола между старым и новым поселками показались такими ничтожными по сравнению с людскими страданиями.

Однажды — это произошло 10 июля, когда из-за густого тумана нельзя было выйти из дому, — Кау-джер чинил свою кожаную куртку. Вдруг ему почудилось, что кто-то его зовет. Он прислушался. Через минуту до него снова донесся зов.

Он открыл дверь и вышел на крыльцо.

Стояла оттепель. Влажный западный ветер растопил снега. Перед жилищем Кау-джера образовалось большое болото, над которым подымался пар. На расстоянии нескольких шагов ничего не было видно — все застилала непроницаемая пелена. Море угадывалось только по слабому, еле слышному плеску волн, словно и на него давило общее угнетенное, настроение.