Корабль За Облаками - [13]

Тоиланна воспринял опущенные веки как жест покорности.

– Кажется, ты научился послушанию, дикарь, - довольно пробормотал он. - Это хорошо, клянусь Силой и Мощью Грондара! Ешь и спи, спи и ешь, и закончишь свои дни в покое. Тебя хватит еще на три или четыре луны - немалый срок, чтобы подготовится к вечности. А сейчас - спи!

Спи!

Конан вовсе не собирался засыпать. И он не желал ни грести на галере, ни рубить камни в призрачной каменоломне, ни крутить столь же призрачный ворот. Бешенство и ненависть вздымались в нем сокрушительными валами, столь же грозными, как волны Вилайета, бросившие на драконьи клыки злосчастный "Ильбарс". Он казался себе таким же драконом, огромным и всемогущим, с пальцами-когтями, с непробиваемой чешуей, с пастью, в которой торчали каменные зубы. Этот жалкий кораблик, метавшийся в воздухе, и жалкие людишки на его борту, находились в полной его власти! только стиснуть когти, только свести челюсти и сжать их…

Над ним лязгнула крышка. Затем лязг повторился, и Конан понял, что из соседнего саркофага извлекли волосатого.

В тот же момент что-то коснулось его сознания - вкрадчиво, почти незаметно, подобно вору, подбирающему ключи к чужим дверям. Он не сопротивлялся; те капли силы, те искры, что отнимали у него, казались столько ничтожно мылами! Голубые сполохи, мерцающие в колонне рядом с его холодным ложем, поглощали искру за искрой, но костер, испускавший их, был негасимым, мощным и жарким, как солнце, око Митры. Спать Конану не хотелось, и он, сдерживая ярость, следил, как искры, уходившие от него, подпитывают голубой огонь, ибо эта магическая эманация нуждалась в непрерывном топливе - живом топливе, источником коего являлся он сам. Каждая искра обращалась в силу, поддерживающую корабль в воздухе на один краткий миг, но мгновения эти были такими малыми, что казалось, будто палуба судна устойчива, как земная твердь. Сейчас, бодрствуя, Конан отчетливо ощущал результаты грондарской волшбы, хоть, разумеется, тайная суть ее оставалась ему непонятной.

И более того - он видел, куда летит корабль. Не обычным зрением, так как веки его были плотно сомкнуты, но каким-то внутренним чувством, позволявшим следить за манипуляциями крючконосого Тоиланны. Он видел, как судно неторопливо плывет к восходу солнца, направляемое колдуном; как скользят внизу облака; как в разрывах проглядывает скалистый берег, а затем - море, довольно спокойное, сине-серое, пустынное. Потом по синей поверхности возникли две черты с блестящими кончиками, от которых слева и справа отходили другие черточки, очень многочисленные и двигавшиеся вперед-назад словно конечности многоножки. Конан понял, что под ним галеры, огромные боевые суда с таранами, идущие не под парусами, а на веслах. Что могли они разыскивать в этих неприветливых водах? Разве что останки "Ильбарса"…

Он убедился в этом, заметив, что корабли идут вдалеке друг от друга, явно пытаясь охватить розысками возможно большее пространство. Вероятно, то были "Ксапур" и "Акит", уцелевшие суда флотилии, и, вероятно, Тоиланна тоже заметил их. Воздушный корабль повернул к северу, спрятался за облаками и увеличил скорость. Туранские галеры исчезли, а впереди замаячил бесплодный берег, изрезанный шхерами, бурая скалистая стена да гребнистые валы, рассыпавшиеся у ее подножия фонтанами брызг. В пятистах локтях от земли из моря торчали остроконечные утесы, расположенные полукругом, у которых тоже вскипала вода. Они выглядели так, словно на морском дне, в ожидании добычи, спрятался огромный дракон, выставивший над волнами зубастую нижнюю челюсть. Одна жертва ему уже досталась: разбитый и полузатопленный "Ильбарс", чьи останки Конан мог ясно разглядеть с высоты.

И хотя грондарцы не были повинны в этой катастрофе, ярость с новой силой вспыхнула в нем. Он понял, что медлить нельзя; с одной стороны, место было удобным и подходящим во всех отношениях, с другой, выпитое зелье могло наконец опьянить его и погрузить в сон, еще более беспробудный, чем тот, что вызывали чары Тоиланны.

Жестокая усмешка искривила губы киммерийца. Выходит, крючконосый сам привел корабль к скалам, к этой Драконьей Челюсти, сулящей гибель! Судьба! От нее не скроешься за валами времени, за хребтами тысячелетий… Судьба! Сами боги подвластны ей, и грондарские, и хайборийские… Что же говорить о людях, пусть и одаренных магической силой?

Он попытался чуть-чуть придержать полет корабля, и это удалось. Тоиланна вроде бы ничего не заметил, и тогда Конан принялся действовать решительней: остановил корабль в воздухе, повернул его вспять, а потом заставил резко опуститься. Клыки дракона были теперь под ними, в двух или трех тысячах локтей внизу.

Вопль чародея пробился к нему сквозь крышку хрустального саркофага, зазвенел в ушах. Прикусив губы и не раскрывая глаз, киммериец продолжал опускать корабль; воля его превозмогла усилия колдуна, и крик Тоиланны становился все громче, все пронзительней. Очевидно, он не понимал, что происходит. Клыки дракона приближались, и внутреннее зрение позволяло Конану разглядеть зубастую челюсть во всех подробностях: мокрые остроконечные каменные пики, водовороты, бурлившие вокруг них, водопады соленых брызг, мрачные расселины меж камнями, и бездну, скрывавшуюся ниже, под бурной морской поверхностью. Шторма сейчас не было, и ветер казался слабым, но здесь, у драконьих клыков, море ярилось всегда.