Корабль Рима - [103]
В тыл римлянам прорвались около дюжины врагов, и строй легионеров дрогнул — солдаты почувствовали угрозу окружения. Матросы «Аквилы» на полном ходу врезались в гущу боя, и победные возгласы карфагенян смолкли. Аттик высоко поднял гоплон, защищаясь от вражеского топора, и нанес удар снизу, в незащищенный бок атакующего. Карфагенянин упал, и Аттик провернул меч, чтобы вытащить его из ребер врага. Его люди закрыли брешь, а их яростная атака заставила дрогнуть карфагенян, уже предвкушавших победу.
— Воины Четвертого! Брешь закрыта! — крикнул Аттик, скользя взглядом по спинам легионеров.
Вепри ответили яростным ревом и плотнее сомкнули ряды.
Карфагеняне, попавшие в окружение, сражались с отчаянием обреченных. Они сгрудились вокруг Халила, ярость которого была обращена на Септимия; их поединок усиливал накал схватки. Услышав слова Аттика, центурион воспрял духом; капитан теперь сражался в первой линии. Чаши весов выровнялись, и победа снова казалась достижимой.
Септимий уклонился от очередного удара Халила и повернул меч, направив его в живот нубийца. Халил резко опустил щит, едва успев отбить клинок краем щита. Противников разделяло несколько дюймов — боевое искусство обоих позволяло вести схватку на минимальной дистанции; лезвия со свистом рассекали воздух. Септимий сосредоточился на движениях противника, пытаясь выявить его слабые места. Наконец он осознал свое преимущество над нубийцем. Халил использовал круглый щит только для защиты, а его меч был единственным орудием нападения. Римские легионеры принадлежали к другой школе.
Халил нанес серию ударов сверху, заставив Септимия отступить, а затем внезапно изменил направление атаки. Центурион вскрикнул от боли — лезвие вражеского меча полоснуло по внутренней поверхности бедра. Сама рана не была смертельной, но в конечном итоге она должна убить его, нарушив балансировку и заставив инстинктивно перенести центр тяжести на здоровую ногу. С таким противником, как Халил, это произойдет довольно быстро. У Септимия оставалось лишь несколько секунд.
Центурион бросился вперед, вынудив Халила поднять щит и опустить меч, ища возможности для контратаки. От Септимия не укрылась поза нубийца, который напрягся, словно сжатая пружина, и ждал шанса одним ударом закончить бой. Стиснув зубы, Септимий перенес тяжесть тела на раненую ногу. Он почувствовал, как поврежденная мышца рвется от напряжения, и из его горла вырвался крик боли, соединившийся с боевым кличем. Центурион выбросил вперед скутум, ударив медным умбоном щита по руке Халила, державшей меч. Неожиданная атака вывела нубийца из равновесия, заставив попятиться. Подавив инстинктивное желание ослабить нагрузку на раненую ногу, Септимий не ослаблял натиск, вложив все свои силы в отчаянную атаку. Халил слегка приподнял руки, пытаясь восстановить равновесие, и центурион использовал этот шанс. Молниеносным движением он направил гладий в незащищенный промежуток, и лезвие меча обрушилось на руку Халила, отсекая запястье. Нубиец вскрикнул от боли, выронил щит и, согнувшись, схватился за обрубок руки. Септимий занес меч, чтобы прикончить противника, но в последний момент повернул оружие и обрушил на макушку Халила железное навершие гладия. Нубиец без чувств растянулся на палубе.
Падение Халила не осталось незамеченным передней линией карфагенян, и потеря такого могучего воина, единственного, кто смог пробить брешь в боевых порядках римлян, сломила их дух. Когда последний из попавших в ловушку врагов пал под ударами матросов Аттика, Септимий медленно выпрямился.
— Вперед! — приказал он, получив наконец возможность управлять ходом боя.
Повинуясь знакомой команде, строй легионеров пришел в движение, производя опустошение в первой линии врага. По боевым порядкам карфагенян прокатилась волна паники, набиравшая силу, и вскоре они обратились в бегство, спасаясь от надвигающейся стены щитов и мечей; образовавшаяся после их отступления пустота ускорила продвижение римлян. Почти одновременно карфагеняне прекратили сопротивление и покинули главную палубу. Почувствовав, что враг бежит, легионеры издали победный клич.
— Друз! — окликнул Септимий, и опцион тут же возник рядом с ним. — Две команды, одну на бак, другую на корму. Очистить палубы, затем трюм. Подавить любое сопротивление.
Опцион кивнул и отправился выполнять приказ. И только тогда Септимий упал.
Гамилькара до глубины души потрясла развернувшаяся перед его взором картина. Повсюду, куда ни кинь взгляд, карфагенские галеры были вовлечены в безнадежную схватку с врагом, который каким-то образом ухитрился превратить морское сражение в сухопутное, мгновенно сведя на нет преимущество в искусстве навигации, создававшееся многими поколениями карфагенян. Пунийские воины, непревзойденные мастера абордажа и молниеносных атак, оказались бессильными перед эффективной тактикой римских легионеров, щиты которых выстраивались в непробиваемую стену, методично сметавшую противника с палубы.
Квинквирема Гамилькара, «Библос», без помех огибала фланг битвы — ее размеры отпугивали римские галеры, не решавшиеся атаковать врага. «Библос» был окружен карфагенскими триремами, пребывавшими в явной растерянности. Сумев уклониться от гибельного штурмового трапа римлян и наблюдая за судьбой тех, кому не повезло, они воздерживались от столкновения с врагом. Гамилькар испытывал острое чувство стыда, видя страх и нерешительность соплеменников.
Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.
Биологическое оружие пытались применять еще в древнем Риме, когда при осаде городов за крепостные стены перебрасывались трупы умерших от чумы, чтобы вызвать эпидемию среди защитников. Аналогичным образом поступали в средневековой Европе. В середине 1920-х, впервые в мире, группа советских бактериологов приступило к созданию биологического оружия. Поздним летом 1942 года оно впервые было применено под Сталинградом. Вторая попытка была в 1943 году в Крыму. Впрочем, Сталин так и не решился на его масштабное использование.
В 2016 году Центральный архив ФСБ, Государственный архив Российской Федерации, Российский государственный военный архив разрешили (!) российско-американской журналистке Л. Паршиной и французскому журналисту Ж.-К. Бризару ознакомиться с секретными материалами. Авторы, основываясь на документах и воспоминаниях свидетелей и проведя во главе с французским судмедэкспертом Филиппом Шарлье (исследовал останки Жанны Д’Арк, идентифицировал череп Генриха IV и т. п.) официальную экспертизу зубов Гитлера, сделали научное историческое открытие, которое зафиксировано и признано международным научным сообществом. О том, как, где и когда умер Гитлер, читайте в книге! Книга «Смерть Гитлера» издана уже в 37 странах мира.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Разбирая пыльные коробки в подвале антикварной лавки, Андре и Эллен натыкаются на старый и довольно ржавый шлем. Антиквар Архонт Дюваль припоминает, что его появление в лавке связано с русским князем Александром Невским. Так ли это, вы узнаете из этой истории. Также вы побываете на поле сражения одной из самых известных русских битв и поймете, откуда же у русского князя такое необычное имя. История о великом князе Александре Ярославиче Невском. Основано на исторических событиях и фактах.
Ирландский рыцарь Кормак Фицджеффри вернулся в государства крестоносцев на Святой Земле и узнал, что его брат по оружию предательски убит. Месть — вот всё, что осталось кельту: виновный в смерти его друга умрет, будь он даже византийским императором.
Лорд Люсьен Сен-Клер, герой войны с Наполеоном, красавец, щеголь и покоритель женщин, легко вскружил голову подопечной лорда Карлайна, прекрасной мисс Грейс Хетерингтон. Но и Сен-Клер был покорен красотой девушки, ее прямодушием и искренностью. Впрочем, у него не было серьезных намерений в отношении Грейс, разве что добавить ее в качестве интересного экземпляра к его донжуанскому списку. Судьбе было угодно, чтобы ночью Люсьен по ошибке попал в спальню Грейс, и в самый неподходящий момент туда же заглянула леди Карлайн.
Гейбриел Фолкнер, герой войны, аристократ и красавец, неожиданно для себя унаследовал графский титул, огромные капиталы и… трех незамужних дочерей прежнего графа. Взвесив все за и против, новоиспеченный граф Уэстборн решает жениться на одной из них. Девицы, однако, отказывают ему. Более того, младшие сбежали из родового поместья, а старшая, леди Диана, без его разрешения явилась в Лондон. Гейбриел понимает, почему три его подопечные повели себя таким образом. Причина — в его прошлом. И вдруг Диана неожиданно соглашается стать его женой.
Ханна Мэллой, выросшая в богатой респектабельной семье, оказалась на улице, где не было не только комфортабельных отелей и шикарных магазинов, но и даже булыжных мостовых с аккуратными тротуарами и уличным освещением. Однако привел сюда девушку не злой рок, а непокорный нрав — она сбежала из-под венца, покинув буквально у алтаря ненавистного жениха, выбранного отцом, чтобы упрочить и без того процветающий семейный бизнес. Понимая, что отец не сдастся и наймет лучших сыщиков, чтобы вернуть беглую дочь, Ханна решает вступить в фиктивный брак.
Заключительная часть трилогии – «Черный тополь» – повествует о сибирской деревне двадцатых годов, о периоде Великой Отечественной войны и первых послевоенных годах.