Корабль, идущий в Эльдорадо - [2]

— Где есть мед — там найдутся и мухи, — обронила адмиральша загадочную фразу.

И пригласила в следующую комнату.

…Здесь горел синий свет. Стоял стол. А на столе, в стеклянном гробу, лежал адмирал при всех своих регалиях.

Шпаков так и замер на одном месте.

— Что это… — шепчет.

— Э т о? — переспросила адмиральша, показывая на гроб. — Это — мой муж. Отдыхает по-итальянски.

— По-итальянски?.. — с трудом соображал Шмаков.

— Ну то есть — ничего не делает, — пояснила адмиральша и добавила: — Шучу, конечно.

— А он у вас давно умер?

— Пять лет назад.

— Сколько? сколько? — Шпакову показалось, что он ослышался.

— Пять лет, — повторила адмиральша.

— И все время — тут?!!

— А что? — не понимала она. — Места много занимает?..

— Да при чем здесь место! — потянул воздух носом Шмаков. — Он же у вас испортится.

— С чего ему портиться, — пожала плечами адмиральша. — Это же не вареная колбаса… Все делается очень просто: откачиваешь из крупных сосудов кровь, вместо нее заливаешь смесь тимола с глицерином, добавляешь литр дистиллированной воды, капаешь несколько капель винного спирта — и все готово.

Они прошли в третью комнату.

…Это была спальня.

Адмиральша сразу плюхнулась на кровать.

— Ну что, — сказала она, попрыгав на перине. — Угощать мне вас нечем. Сама я ничего не ем. Так что давайте сразу в постель.

— Как, с о в с е м не едите? — спросил Шпаков, вспомнив, что он писатель и поэтому должен изучать жизнь во всех ее проявлениях.

— Совсем, — подтвердила адмиральша. — Я занимаюсь уринотерапией.

— Мочу, что ли, пьете?! — поразился Шмаков.

— Да-а, — игриво показала она длинный язычок и тут же спрятала.

— И никогда есть не хочется? — уже заинтересованно спрашивал Шмаков.

— Попробуйте сами, — протянула ему адмиральша хрустальный стакан.

Шпаков взял стакан и прошел в туалет. Через пять минут он вернулся.

— Ну как? — спросила адмиральша.

— Не коньяк, конечно. Но пить можно.

— Вы бы хоть стакан вымыли, — сказала адмиральша.

Шмаков пошел мыть.

Возвращается — а кровать уже разобрана. Голенькая адмиральша под одеялом лежит и тихонечко мурлычет:

На-на-на… на-на-на…

Поглядела на вошедшего Шпакова этак кокетливо и опять:

На-на-на… на-на-на…

Шмаков быстро штаны начал снимать.

— А у тебя бывает, — спрашивает с придыханием, — вдруг ни с того ни с сего на душе хорошо становится?

— Бывает, — говорит адмиральша. — А у тебя бывает, что тоже ни с того ни с сего хочется вдруг закричать, затопать ногами, послать все к черту…

— Бывает, — говорит Шпаков. — А ты любишь осень?

— Люблю, — говорит адмиральша. — А тебе как лучше: сверху или снизу?

— А тебе?..

Лежат они рядышком. Лялякают. И все больше точек для соприкосновения находят… Наконец и вовсе две точки соприкоснуть осталось. Самые интимные.

Адмиральша тяжело задышала. И шепчет жарко в шпаковское ухо:

— Я вчера в ванне лежала, вся такая расслабленная и думала…

Что она думала расслабленная в ванне, адмиральша не успела сообщить. Зазвонил телефон. Шмаков снял трубку.

— Алле, — сказал он.

— Извините, это квартира Зайцевых? — спросил ангельский голосок.

— Нет, девочка, — ответил Шпаков.

— А почему тогда ушки из трубки торчат?

Шмаков умилился…

— Лежу я, значит, в ванне, — снова начала адмиральша, — и думаю…

Тут опять звонок.

— Гриня, ты, что ль?! — какой-то алкаш интересуется.

— Вы ошиблись, — интеллигентно отвечает Шпаков. — Это не Гриня. Это писатель Шмаков.

— Ну и пошел ты тогда на…

Шпаков обиделся…

— Вот я и думаю, лежа в ванне, — раздраженно сказала адмиральша.

Но и на этот раз Шмакову не удалось узнать, о чем же думала адмиральша… В соседней комнате послышались шаги и злобное бормотание.

«Воры! — так прямо прокололо Шпакова насквозь. — А я единственный мужчина в доме! Вот гадство!.. Теперь придется вставать… идти…»

На душе у него стало тоскливо.

— Ой, мамочка, — испуганно прижался он к горячему бедру адмиральши.

— Не дергайся, суслик, — покровительственно обняла его адмиральша. — Это Коля.

— Какой еще Коля? — не понял Шмаков.

— Муж мой бывший. Адмирал. Душа его никак успокоиться не может. Как полночь наступает — он из гроба встает и все ходит… ходит… Крови на нем много. Знаешь, сколько он человек угробил, когда флотом командовал?!. Ему людей на смерть послать было, что тебе чихнуть.

— Душно мне, — с болью в голосе взвыл покойник. — Жжет! жжет!! все изнутри!!.

— А ты, Колюша, поди в холодильнике компотика вишневого возьми! — крикнула ему адмиральша. — Попей, милый, попей. Все легче станет.

Дверь в спальню отворилась, и вошел мертвец. Он подошел к кровати.

— Это кто? — уперся покойник в Шпакова оловянным взглядом.

— А тебе не все равно?! — сказала адмиральша. — Ты ж концы отдал.

— Я спрашиваю — кто это такой?! Шлюха!! — заорал адмирал и грохнул кулаком по ночному столику. Телефон полетел на пол.

Шмаков набрался смелости и говорит:

— Извините, что вмешиваюсь в ваши взаимоотношения, но боюсь, вы неверно понимаете ситуацию. Я, видите ли, писатель по фамилии Шпаков. И в этой постели — не в качестве любовника. Отнюдь. А исключительно в качестве писателя. Набираюсь, так сказать, жизненных впечатлений. Чтобы впоследствии создавать новые произведения на радость вам, читателям.

— Погоди… погоди… Шпаков… — наморщил лоб покойный адмирал. — А… а… Читал я твой рассказ, где герой Василий обращается к своей невесте: «Что-то ты, Ириша, больно мелкая. Боюсь, что у нас ничего не получится». А она ему отвечает с громким хохотом: «Что ты, Васенька, не боись, у меня т а м ведро со свистом пролетает».