Корабль идет дальше - [131]

Шрифт
Интервал

Через несколько дней я получил в командование теплоход «Брусилов», новый буксир сормовской постройки, предназначенный к перегону из Ленинграда на Обь. Выкрашенный светло-шаровой краской, с наклонными белыми мачтами, буксирчик походил на военный корабль. Построили таких в Сормове десятка три. Они должны были пополнить флот Восточной Сибири.

«Брусилов» зимовал в торговом порту. Он крепко вмерз в лед Барочного бассейна. К моему приходу на судно там уже имелся старший механик. Фамилия его была Захаров, а имя носил вычурное — Руф. Он воевал, после ранения на левой ноге был протез, несмотря на который быстро передвигался по своему машинному отделению и даже, как говорил, неплохо танцевал вальс. Молодой старший механик, он внимательно следил за своими механизмами и машиной. На «Брусилове» все работало исправно. Руф был славным человеком, компанейским, дисциплинированным, хорошим помощником по всяким общественным делам, и, пожалуй, единственным его недостатком являлась любовь к пребыванию на мостике, а иногда и вмешательство в палубные дела. А я этого не любил, но прощал за чистосердечное признание. Стармех как-то сказал мне:

— Ошибку я совершил. Надо было мне быть капитаном. Так меня и подмывает самому швартоваться, командовать судном…

— Так за чем же дело стало? Давай переучивайся.

— Нет, поздно уж. Раньше надо было все это начинать.

В то время о профессии капитан-механика никто и не помышлял. Теперь же на речном флоте это обычное явление.

Вторым механиком нам прислали Колю Тульского, великолепного специалиста, милейшего человека, но такого флегматика, которого, как мне кажется, не могло бы вывести из состояния покоя сообщение о том, что «Брусилов» развалился на три части.

Старпом тоже оказался штурманом, знающим свое дело. Так что мое желание иметь на судне хорошую администрацию сбылось. Команда была пестрая. Наряду с великолепными моряками на теплоход попали совсем неопытные юнцы и злостные пьяницы. Их нам предстояло обратить в «христианскую веру».

Весной мы начали работать. Таскали из Ленинграда в Беломорск лихтера. Раньше буксировкой я не занимался и потому первое время чувствовал себя неуверенно. Непривычно было целиться в узкие, как щель, ворота шлюза, затаскивать туда лихтера. Пространство между стенками шлюза и бортами лихтера оставалось минимальным. Сделав один рейс, я все же приспособился. Так началась моя служба в «Арктической экспедиции», и длилась она двадцать лет. Работа оказалась интересной, экспериментальной, хорошо оплачивалась, и мне не захотелось возвращаться в пароходство, когда это стало возможным.

К первому августа караван собрался в Архангельске. Суда пришли издалека. Многие из них были построены в Чехословакии, Венгрии, Румынии, прошли весь Дунай, Черное море, Волгу, Мариинскую систему и только после этого попали в Белое море. К этому времени в Архангельск «подгребла» и ленинградская группа судов. В том числе и мой «Брусилов».

Когда пришли все суда экспедиции, даже Архангельск, который было трудно удивить количеством моряков, оживился. На улицы города одновременно высыпало триста человек экспедиционников. На Краснофлотском рейде стояли на якорях десятки буксиров, самоходок, толкачей, рефрижераторов. День и ночь, благо ночи были светлые, из города на рейд непрерывно сновали катера, нагруженные продовольствием, техническим снабжением, навигационными пособиями. По Северной Двине метались быстроходные полуглиссера со всякими проверочными комиссиями. Им надлежало убедиться в полной готовности речных судов выйти в коварные северные моря. Лакированный, сверкающий надраенной медяшкой катер капитана порта швартовался то к одному, то к другому судну, и плохо приходилось тому капитану, у которого находили какие-то упущения, непорядки.

Вечером свободные от вахт экспедиционники заполняли рестораны «Интурист» и «Полярный» и веселились там напропалую.

Времени оставалось в обрез. Но какой-то теплоход опаздывал, кого-то ждали, министерство добавило в последний момент судно, а оно было еще совсем не готово к морскому переходу. В общем, дел хватало всем. К дате выхода, назначенной начальником экспедиции, опаздывать не полагалось. Задержать выход могла лишь погода.

Начальником экспедиции был Федор Васильевич Наянов, в прошлом капитан первого ранга, коммунист с двадцатого года, лауреат Государственной премии, награжденный многими орденами за боевые действия во время Отечественной войны. Высокого роста, очень полный, бритоголовый, он удивительно легко носил свое тело, поднимаясь по крутым трапам, прыгая на катера и шлюпки, передвигаясь в качку по узким судовым коридорам. Человек, состоящий из противоречий, он всегда поражал меня. В нем сочетались доброта к людям и несправедливость; решительность и суеверие; умение учинить разнос и поговорить по душам; знание людей и необъяснимые ошибки в их оценках; жизненная мудрость, опыт крупного руководителя и ненужное упрямство, легкомыслие… Характер. Волевой человек, половину своей жизни отдавший морю.

Шесть лет я занимал должность флагманского капитана на судах, где держал свой вымпел Наянов, и за это время узнал его хорошо. Всякое бывало…


Еще от автора Юрий Дмитриевич Клименченко
Штурман дальнего плавания

Роман о становлении характера молодого человека, связавшего свою жизнь с морем, о трудных испытаниях, выпавших на его долю в годы Великой Отечественной войны, когда главный герой вместе со своими товарищами оказался интернированным в одном из фашистских портов, о налаживании мирной жизни.


Дуга большого круга

Имя писателя Юрия Клименченко известно любителям маринистской литературы по книгам «Штурман дальнего плавания», «Истинный курс», «Неуютное море», «Неспущенный флаг», «Чужой ветер» и сборнику рассказов «Открытое море». Капитан дальнего плавания Юрий Клименченко хорошо знает и любит флот, его людей. В повести «Дуга большого круга» писатель рассказывает о судьбе Ромки Сергеева, одного из главных героев «Штурмана дальнего плавания». Это повесть о капитане, хорошем, честном человеке со сложной судьбой.


Неуютное море

Клименченко бывал в разных странах, наблюдал чужую жизнь. Желая рассказать о новых впечатлениях, Ю. Клименченко в 1938 году начал писать. Он сотрудничал в журнале «Костер», часто посылая из-за границы свои корреспонденции.Начало Великой Отечественной войны застало судно, на котором плавал Юрий Клименченко, в немецком порту Штеттин. Четыре мучительных года провел моряк в фашистской тюрьме-лагере Вильцбург. Вернувшись на родину, он снова взялся за любимую работу на море, и вскоре опять в руку запросилось перо.В 1954 году вышла первая книга Клименченко — повесть «Истинный курс», а затем сборник рассказов «Открытое море», очерки «Балтика — Нева — Лена», «Неспущенный флаг», роман «Штурман дальнего плавания».


Голубая линия

«Голубой трансатлантической линией» называют маршрут плавания пассажирских судов между Европой и Канадой.Двенадцать сильнейших капиталистических судоходных компаний обслуживали эту линию. И вдруг в 1965 году неожиданно в Атлантике появился советский теплоход «Александр Пушкин». Все предрекали ему неудачу. «Не выдержит конкуренции», — говорили специалисты.Командовал судном молодой капитан Балтийского пароходства Арам Михайлович Оганов. К январю 1970 года семь судовладельцев сняли свои теплоходы с этой линии.


Золотые нашивки

Аннотация отсутствует.



Рекомендуем почитать
Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.


Автобиография

Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.


Властители душ

Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.


Невилл Чемберлен

Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».


Победоносцев. Русский Торквемада

Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.