Корабль и другие истории - [52]

И княжич отступает, торопится уйти:

«Ах, луково ты горе, любовь моя, прости!

Не знатного ты рода, забыть меня должна,

Порейная порода, укропная княжна…»

Едва моргнули глазом — у осени в плену,

Промчалось лето разом, забыли, как весну.

Уже играют свадьбу, невеста хоть куда,

Богата, черноброва, капризна и горда.

Жемчужинки сверкают, гусляр в углу поет,

Доносится веселье к Лукерье в огород.

Взяла она подойник, на пастбище пошла,

Корову подоила, костер большой зажгла,

Чан налила огромный, поставила в песок,

Сняла витой укропный зеленый поясок.

Князь молодой с княгиней идут невдалеке.

Купается Лукерья в кипящем молоке.

Глаза ее сверкают, рот дышит горячо,

Бело, как цвет крапивный, молочное плечо.

Купальщица чудная пьет белый пар в горсти.

Как вкопанный, князь замер, не в силах отойти.

Княгиня молодая, вскипев, ему пенять…

Велела звать коровниц, буренок в стойла гнать.

«И мне, — кричит, — купаться!» В кипящий чан вошла,

И в молоке сварилась, да к ночи умерла.

Бредет вдовец понуро, выходит из дверей,

Шумит укроп направо, налево — лук-порей.

Стоит у грядки Луша, как будто его ждет,

И косу заплетает, никак не заплетет.

Дрожат ее ресницы, смахнувшие слезу,

Глаза ее сверкают, как солнышко в грозу.

И спрашивает тихо оторопевший князь:

«Откуда ты, колдунья, красавица, взялась?»

И отвечает Луша: «Быть скоро декабрю,

Весной ты не дослушал, я, княже, повторю.

Я девушка простая, не знатью рождена,

Порейная порода, укропная княжна!»

Он слушает, печалясь, Лукерьины слова:

«Не пара мы, не пара, конечно, ты права…»

Уходит он в свой терем и грезит наяву.

И падает девица в осеннюю траву.

Ломает белы руки, рыдает в звездный свод,

И князя молодого, влюбленная, зовет.

А он ее не слышит, рассеянный герой,

И на крыльцо выходит с невестою второй:

Невеста молодая, еще одна жена,

Знатнее не бывает, румяна и статна.

Берет она колечко из рук у муженька.

А Луша мимо речки идет сучить шелка.

Из легких рук девицы скользит веретено

По берегу крутому из толщи вод на дно,

И головою в омут летит ему вослед

Порейная порода, которой краше нет.

Князь побледнел и ахнул, княгиня обмерла,

А из воды — Лукерья, прекрасней, чем была.

На шее ожерелье, кораллов ряд двойной:

Должно быть, разорился, пленившись, водяной.

С кудрей вода стекает, смеясь, идет она,

И золотые нити текут с веретена.

Князь, чудом пораженный, стоит на берегу,

И говорит княгиня: «Я тоже так могу!»

Князь не успел и вскрикнуть, как над второй женой

Сомкнулся полог новый, прозрачный, водяной.

Нейдет жена из речки ни после, ни тотчас,

И на вторые сутки она не кажет глаз.

Князь, сумрачнее тучи, так овдовевши вдруг,

Не зажигая света, зовет двух верных слуг,

И слуги, на охоте пробывши допоздна,

Забитого приносят из леса кабана.

Князь слушает, как слуги стенают и вопят;

Он весь в крови кабаньей, весь, с головы до пят…

Порейная порода без памяти бежит,

У ног княжны укропной возлюбленный лежит.

Над ними свод небесный созвездий золотых,

Свет месяца отвесный очерчивает их.

Кричит девица в небо: «Светило из светил!

Прими меня обратно, как прежде отпустил!

О сестры мои звезды, поля мои миры!

Меня покинул милый, покинул до поры!

Отец мой, месяц ясный, прости меня, прости,

Верни мне образ тени и вымолви: лети…»

Тут с месяца спустились, с двурогого серпа,

Две нити и дощечка — небесная тропа.

На серебро качелей она хотела сесть,

Но князь, вскочив, воскликнул: «Останешься ты здесь!

Ах, луково ты горе, любезная моя,

В какие ты хотела отправиться края?..»

Ее за белы руки ведет он за собой,

Порейную породу, рожденную волшбой.

Играют свадьбу третью, и мед, и пиво пьют,

Укропную богиню за князя выдают.

Смеется молодая под белою фатой,

Ее в уста целуя, смеется молодой.

И князь смеется старый и с гусляром поет,

Знать, зелье разнотравно веселья придает!

Из записных книжек

ДИАЛОГ

— Что хранится в твоей вечно юной лавке древностей, хозяин?

— Петля Гестерезиса, лента Мёбиуса, линия Аккерблома, ванна Архимеда, пространство Гуттенберга, а также Евклидова клеть и Пифагоровы штаны. Всего и не перечислишь; вот черный ящик, а там белое пятно… не стать ли литератором, чтобы воспеть все это?

— Воспевай, кто мешает; оно того стоит. Люблю все, что рукодельно.

— На всякое «рукодельно» есть свое «нерукотворно».

— Чтобы воспеть твою лавку, не худо бы прежде во что-нибудь впасть. В лирический драйв. Или в нордический кайф.

— Оставь ты эти игрушки. Считай время и копи Вечность.

— Сам придумал?

— Нет, это надпись на солнечных часах (сделанных, кстати, из греческой капители) в русской миссии Иерусалима.

— Откровенно говоря, я не знаю, как считать время, которое достойно подсчета, например, потерянное; да меня и интересуют-то только дни, в которые уходят благодетели и заступники наши, и час, когда мы уйдем за ними.

МОНОЛОГ

Однажды услышала я по радио монолог человека, проработавшего в частях МЧС 14 лет. «Я пользуюсь, как почти все мы, — сказал спасатель, — психологической помощью. Главное — всё забыть, стереть, убрать из памяти, кроме технологии, конечно, она пригодится. Во-первых, невозможно помнить всё страшное, что довелось увидеть. Во-вторых, трудно жить с чувством, что кто-то тебе обязан. В-третьих, тяжело постоянно задавать себе вопрос; а всё ли я сделал, что мог?»