Корабль и другие истории - [4]

— Дальше запоминаем «та».

Вообрази, что хозяин опять ищет книгу.

Целая гора книг. Шкафы. Пыль.

На улице хозяина ждет заказной автомобиль.

Автомобиль гудит и заводится,

А у хозяина книга не находится.

Он в шкафах роется

И говорит: «Не та, не та, не та…»

Мы путаемся под ногами. Получается суета.

И тогда она возникает и он кричит: «Та!»

— Кто она?

— Книга.

— Ну и ну, — сказал Шут.

— Слушай дальше.

Запоминаем слог «те».

Или лучше — «тени».

Хозяин опять уснул не выключив свет.

Мы сидим на шкафу при входе в кабинет.

Ты говоришь мне:

«Смотри, наши тени на стене.»

— На стене, — повторил Шут.

— Остается, — сказал Облом, — запомнить «я».

Ты смотришь в зеркало и говоришь: «Кто там?»

— Кому? — спросил Шут.

— Себе, — сказал Облом.

— Что я, псих? — спросил Шут.

— Молчи и слушай, — сказал Облом. —

Ты смотришь в зеркало, стучишь по зеркалу…

— Только что я не стучал, — сказал Шут.

— Стучишь. И говоришь: «Кто там?»

И отвечаешь: «Я!»

Понял?

— Нет, — сказал Облом.

— Ты вспомни, что я тебе говорил, — сказал Шут.

— Сперва ты пришел и дал мне эту штучку…

Которая липнет к зубам.

Жевательную, что ли резинку?

Тянучку!

А обещал гречу.

Потом Хозяин вызвал такси.

И перерыл все в доме,

Приговаривая: «Не в том томе».

Мы ему мешали, как могли.

Потом Хозяин завалился спать

Не на кровать,

Зато мы сели на шкаф

И словили кайф.

А потом я чокнулся вконец,

Перестал сам себя узнавать,

И стал по зеркалу стучать.

И из всего этого вышло что-то научное.

— Между прочим, — послышался голос из-за кухонной двери, —

«Нототения» пишется через два «о».

— О! — сказал Облом.

— Это кто? — спросил Шут.

— Это новая надомная, — сказал Облом.

Выйди и покажись, раз ты такая грамотная. —

Маленькая всклокоченная кикиморка

Появилась на пороге.

В кудряшках морковка, капуста и лавровый лист.

Глазки блестят.

Лапки пританцовывают.

Задние лапки имеются в виду.

Вместо передних лапок — ручки.

Кикиморка сверкнула глазками

И улыбнулась малюсенькой голливудской улыбкой.

— Ты кто? — дуэтом спросили Шут и Облом.

— Я — Изщейка.

— Шпионка? — спросил Шут.

— Доносчица? — спросил Облом.

— Изщейка пишется через «зе», — сказала надомная, —

Из щей я.

— Вареная? — спросил Шут.

Надомная обиделась и надула губки.

— Я из вчерашних, — сказала она.

— Ты их ешь, что ли? — спросил Облом.

— Я в них сплю, — сказала Изщейка.

Последовала пауза.

— И через «о», — сказала Изщейка, — запомнить тоже легко.

Есть такой ВИА.

— Вий? — спросил Шут.

— Ансамбль, — сказала Изщейка, — вокально-инструментованный.

Называется «Но то те!»

— И что? — спросил Шут.

— А потом: «Ни я.»

— В каком смысле? — спросил Шут.

— «Ни ты, ни я.»

— Все мы рехнулись, друзья, — сказал Облом, —

И ты, и я. И она.

Как, однако, действует на нелюдей весна!

— Между прочим, — сказала Изщейка, прихорашиваясь, —

В классической литературе есть один роман

О нем.

Называется «Облом».

И еще имеется опера, в которой главный герой — Шут.

Даже и не одна.

— Да, — сказал Облом, — весна она и есть весна.

Вот не было печали. —

Помолчали.

— А во сколько вы встаете? — спросила Изщейка.

— Мы и не ложимся, — сказал Облом.

— А то я по утрам аэробирую, — сказала Изщейка.

— Про анаэробных я что-то слышал, — сказал Шут. —

                                                   Вроде это микробы.

— Живут в земле, — сказал Облом.

— Я не в земле аэробирую, — сказала Изщейка, —

Я во щах.

— В вещах? — не расслышал Шут.

— В супе, — сказала Изщейка.

— Брызги летят? — спросил Облом.

— И тебе не стыдно? — спросил Шут.

— Тише! — крикнул Облом. — НАШ идет.

Выходим за пределы видимости! —

Домовые и надомная растворились в воздухе.

Вошедший бросил портфель в кресло

                                                 и подошел к стене.

Он что-то шептал.

И глядел на стену.

На стене висела фотография парусного судна.

Светлые небеса.

Светлая вода.

Паруса.

— Бедный мой, — сказал хозяин, — бедный мой. —

Зазвонил телефон.

— Да, — сказал Хозяин.

— Да, — сказал Хозяин.

— Нет… — сказал Хозяин.

— Устарел, — сказал он. —

Устарел и его разберут.

По шпангоуту,

На дрова.

Перезвони.

Слышу тебя едва. —

И пошел на кухню.

Изщейка за ним.

Шут за ней.

Облом за ними.

— Как, говоришь, твое имя? — спросил Шут. — Борщовка?

— Ты по мнемотехнике запомни: «Из…»

— Изсупка?

— Изсупов — граф такой был, — сказала Изщейка. — Запоминаем:

Ты подходишь к шкафу и достаешь из него тянучку…

— Опять эта тянучка, — сказал Шут, — сколько можно.

— А я подхожу…

— А я? — спросил Облом.

— А мы подходим и спрашиваем: «Откуда взял?»

А ты говоришь: «Из!»

— Я лучше запишу, — сказал Шут.

Он достал огрызок химического карандаша

И поскакал к календарю.

— Да, — сказал Хозяин, — вот и конец кораблю.

4. МЫШИНАЯ ВОЗНЯ

А там за занавеской

За шелковой весьма,

За желтою весьма

(На краешке тесьма) —

Мышиная возня!

— Какая нынче тишь! —

Сказала мыши мышь.

— Какая нынче ночь!.. —

Ей мышь в ответ.

Здесь как будто дня и вовсе нет,

И вовсе на свете нет!

Направо тень, налево свет,

А мышь посередине,

Налево жизнь, направо смерть,

А мышь посередине…

Бежит по кромочке зари,

Неслышна и незрима.

Вся жизнь играет с ночью в «замри!»

А мышь пробегает мимо!

Мраморной белая стала давно

Во время лонное оно,

Замерла, как по праву ей суждено,

У босой ступни Аполлона.

Полуправды и Природы

Потаеннейшие ходы,

Обстоятельства игры

Лабиринтами норы.