Корабль - [3]
«Кто вы? Что это за место? Куда вы меня ведёте?» – вырвалось у меня машинально. Но его каменное грубое лицо не подало ни единого намёка на понимание. Казалось, он не был в состоянии, в принципе, выражать хоть какие-нибудь эмоции. А посему его образ напоминал мне ожившую статую: прямую, твёрдую и беспощадную. Тогда я попытался вырваться, но моё тело тут же пронзила боль. Его руки крепко стискивали мои, и, стараясь угадывать каждое последующее движение этого мучителя и подстраиваясь под него, я пытался облегчить свою участь.
Наш путь виделся мне нескончаемым. Тёмный узкий коридор всё уходил куда-то вдаль, а затем стал извиваться и закручиваться, как змея. Спустя некоторое время я ощутил резкий подъём, который привёл нас на следующий уровень, и мы тут же ступили в огромную толпу. Мой проводник свирепо выкрикнул: «Прочь с дороги, отребье!» В тот же миг все расступились, стал виден проход, и притеснитель потащил меня дальше. Я стал внимательно изучать новое пространство и напряжённо оглядываться по сторонам. Мне предстала поистине душераздирающая картина. Окружавшие меня люди были доведены до такой гнусности, что слёзы невольно проступили в моих глазах. На этих несчастных вовсе не было никакой одежды, так что их истерзанные тела явились мне неприкрытым отражением их суровой жизни. Невероятно худые, они были сплошь покрыты язвами, гангренами и гниющей плотью. Их жилища походили на норы, и многие из них были битком набиты больными и умирающими. И хоть весь видимый сброд лишь отдалённо напоминал людей, во мне проснулась мучительная жалость к ним. Меня также мучил вопрос о том, какая сила смогла загнать такое количество людей в беспросветный мрак и низость, ведь не сами они пожелали уподобиться безвольному скоту… Ответ находился совсем рядом, он был повсюду, и я мог буквально ощутить его своим телом, но, несмотря на это, он ускользал от меня в те минуты. Та же сила сейчас тянула меня к неизвестному року, и, после всего увиденного, у меня не осталось сомнений в злонамеренности этой неведомой стихии.
Следующий этаж не показал мне ничего нового. Всё та же безвольная чернь, а также вездесущие нищета и страдания. Проводник увлекал меня всё дальше и выше, и перед моими глазами стали мелькать абсолютно разные люди и разные условия их жизни. Каждый этаж представлялся мне обособленным, уникальным мирком, по непонятным причинам соединённым в нечто целое, встроенным в общую систему. Единство ощущалось на каждом шагу, но мне всё же никак не удавалось понять, как столь разнородное может образовывать целостность.
Время от времени я забывался, впадая в мысли и нелепые фантазии, которые одни лишь были в силах хоть как-то объяснить всё вокруг, придать этому разумный вид и отвлечь меня от ни на секунду не покидавшего ощущения страха перед тем, что ожидает меня в конце намеченного проводником пути. Иногда я вскидывал голову и, оглядываясь, оказывался охвачен неподдельным интересом к людям, которых мне удавалось увидеть. Некоторые из них были до глубины души грустными. Их лица выдавали всю тяжесть нависшего над ними мрака. Но самым важным было то, что я чувствовал некое родство, сближавшее меня с этими несчастными. В их медленном, горестном тлении, в их поникших глазах виделось потухающее пламя. Вид этот невольно наводил тоску и на меня.
На нескольких последующих этажах моему взору представали так же люди недалёкие, столь же по-детски наивные и не искушённые в борьбе за свои жизни, как и бедняги на нижних уровнях. Их состояние уже не было столь плачевным, и тем более сносным казалось оно им самим. В них не видно было той тоски, что так оценил я в людях внизу. Наоборот! Можно сказать, что они были счастливы. И сколь странным ни казалось бы мне их довольство жизнью, с их бледных лиц не сходили глупые улыбки. Эти люди возбуждали во мне не сострадание, а нечто совершенно иное. Чувство это подкралось ко мне незаметно, и так же незаметно оно завладело моим сердцем. Презрение сдавливало мне горло, когда я смотрел на их довольные лица.
Чем выше я поднимался, тем лучше было устройство жизни заключённых неведомой силой в этой коварной ловушке существования людей. Они были всё более похотливыми в своих желаниях, которые, нужно признать, с лихвой удовлетворялись. Уж им-то точно я ни в чём не мог посочувствовать, разве что только в их глупости. Вся эта тяга к удовольствиям и излишествам, которыми был пропитан здесь даже воздух, возбуждала во мне гнев и негодование. Эти господа не то что ни в чём не нуждались, они в полной мере пресыщались всем, чего можно было только пожелать. Всё их счастье было гнилым и плотским, без заявки хоть на какую-нибудь осознанность жизни и разум. Поистине это были те же животные, что и на нижних этажах, но откормленные, ублажённые и пошлые до жизни, не видящие пред собой ничего, кроме кормушки и сиюминутной эйфории.
От нескончаемого наплыва красок жизни и разностей кружилась голова, но неизвестный волок меня дальше, мимо распростёртых изысканных хором, роскошность которых никак нельзя было сопоставить с виденным ранее. Сквозь щели приоткрытых дверей, испещрённых и прорисованных изящными контурами, виднелось, как на широких позолоченных кроватях, усыпанных драгоценными камнями, пребывали в невозмутимом блаженстве самые развращённые и испорченные наслаждением люди. Мне стало тошно, и, отведя взгляд, я наткнулся на безмерно утешительное для меня зрелище. Из пестрящих блеском помещений открывался вид на море. И хоть море было едва разглядеть, для меня вид этот был невероятен. Я почувствовал, как был овеян ветром, сбежавшим из этих прекрасных сказочных вод. Я наполнился неудержимым желанием бежать отсюда прочь, и желание это заставило моё сердце биться быстрее. В тот миг у меня появилась надежда. Теперь я видел, что это место не ограничивается одними лишь: кошмаром, потребительством и страшно узкими, душными, тёмными коридорами. С того момента все мои мысли были поглощены жаждой встречи с этим мимолётно увиденным простором, что представился мне единственным уголком свободы, сокрытым посреди лабиринта мрака и похоти.
«Священное ремесло» – книга, составленная из текстов, написанных на протяжении 45 лет. Они посвящены великим мыслителям и поэтам XX столетия, таким как Вячеслав Иванов, Михаил Гершензон, Александр Блок, Семен Франк, Николай Бердяев, Яков Голосовкер, Мартин Хайдеггер и др. Они были отмечены разными призваниями и дарами, но встретившись в пространстве книги, они по воле автора сроднились между собой. Их родство – в секрете дарения себя в мысли, явно или неявно живущей в притяжении Бога. Философские портреты – не сумма литературоведческих экскурсов, но поиск богословия культуры в лицах.
Данная работа представляет собой предисловие к курсу Санадиса, новой научной теории, связанной с пророчествами.
Данное издание стало результатом применения новейшей методологии, разработанной представителями санкт-петербургской школы философии культуры. В монографии анализируются наиболее существенные последствия эпохи Просвещения. Авторы раскрывают механизмы включения в код глобализации прагматических установок, губительных для развития культуры. Отдельное внимание уделяется роли США и Запада в целом в процессах модернизации. Критический взгляд на нынешнее состояние основных социальных институтов современного мира указывает на неизбежность кардинальных трансформаций неустойчивого миропорядка.
Книга содержит собрание устных наставлений Раманы Махарши (1879–1950) – наиболее почитаемого просветленного Учителя адвайты XX века, – а также поясняющие материалы, взятые из разных источников. Наряду с «Гуру вачака коваи» это собрание устных наставлений – наиболее глубокое и широкое изложение учения Раманы Махарши, записанное его учеником Муруганаром.Сам Муруганар публично признан Раманой Махарши как «упрочившийся в состоянии внутреннего Блаженства», поэтому его изложение без искажений передает суть и все тонкости наставлений великого Учителя.
Константин Фрумкин – известный российский философ, культуролог. Он является одним из инициаторов создания и координатором Ассоциации футурологов.Для работы над сборником, который представлен вашему вниманию, К. Фрумкин привлек лучших российских футурологов, которые исследует наиболее интересные проблемы, связанные с образами будущего. Чем закончится современный кризис цивилизации, каким будет «постчеловечество», к чему приведет развитие «информационного общества», какой будет его мораль и какие принципы будут определять его существование – вот лишь несколько тем сборника.Позиции авторов не всегда совпадают, но тем интереснее читать эту книгу, в которой представлен такой широкий спектр взглядов.
Автор книги – известный религиозный философ – стремится показать, насколько простая, глубокая и ясная вещь «настоящая философия» – не заказанное напористой и самоуверенной протестантской цивилизацией её теоретическое оправдание, а честное искание Истины – и как нужна такая философия тем русским людям, которые по своей натуре нуждаются в укреплении веры доводами разума.В форме увлекательных бесед показаны не только высоты и бездны европейской философии, но и значительные достижения русской философской школы, уходящей своими корнями в православное мировосприятие.