Корабль дураков; Избранное - [4]

Дело в том, что сатирики позднего средневековья неизменно подходили к жизни с теологическим критерием, повсюду видя либо грех, достойный осуждения, либо благочестие, достойное похвалы. Так было, например, в анонимной поэме «Сети дьявола», в которой дьявол, этот «палач господень», улавливает в сети души грешников. В отличие от своих предшественников, Себастиан Брант подошел к жизни с иным, по существу гуманистическим, критерием. Все темное, уродливое, несправедливое он рассматривал как проявление человеческого неразумия. И он звал мир на суд нелицеприятного разума. Уже не грешники, а глупцы наполняют его сатиру. Поэт перестал быть церковным проповедником. Он превратился в обличителя человеческой глупости, которая, ведет мир по ложному пути и которая до тех пор будет процветать на земле, пока яркий свет разума не рассеет глубокого невежества и неразумия. Поэтому сатирик должен поставить перед людьми огромное зеркало, в котором все могут увидеть свое подлинное обличие. Дураки увидят себя без всяких прикрас и поймут, что они клевреты госпожи Глупости.

Так и поступает сам Себастиан Брант. Его книга — это обширное «зерцало» дураков. Поэт стремится собрать все известные ему виды «глупости». А чтобы избавить мир от шумной ватаги дураков, он погружает их на корабль, отъезжающий в страну Глупости — Глупландию.

Подобная концепция, не лишенная, разумеется, наивности, как и все просветительские концепции, в эпоху Возрождения встретила весьма сочувственный прием. На рубеже XV и XVI веков, в преддверии Реформации, книга Бранта была воспринята как большое событие литературной и общественной жизни. Среди ее почитателей мы встречаем таких выдающихся гуманистов, как Ульрих фон Гуттен и Эразм Роттердамский. В книге многие услышали призыв очистить страну от скверны нравственной и социальной.

Впрочем, положительные идеалы Бранта вовсе не отличались радикализмом. Его, например, смущало возраставшее религиозное вольномыслие. Приближавшаяся Реформация скорее пугала, чем привлекала его. Он хорошо понимал, что страна шла навстречу грозным событиям: «Кораблик св. Петра сильно качается, я боюсь, как бы он не пошел ко дну, волны с силой бьют в него, будет большая буря и много горя». Вполне в духе времени он представлял себе эту приближающуюся социальную бурю в зловещих образах Апокалипсиса. Ведь примерно в те же годы гениальный немецкий художник Альбрехт Дюрер обнародовал цикл своих знаменитых гравюр «Апокалипсис» (1498), наполненных гулом грядущих потрясений. «Время близится! Близится время!» — восклицает поэт, и ему уже кажется, что антихрист находится где-то совсем близко («Суд над антихристом»).

Это ощущение близкого Страшного суда, которое было свойственно многим в тот предреформационный период, проистекало из твердой уверенности в том, что мир погряз во зле и нуждается в решительном обновлении. Уверен был в этом и Брант, хотя это обновление представлялось ему скорее как процесс нравственный. Правда, его удручала государственная раздробленность Германии, в которой хозяйничали князья, усердно «ощипывавшие гуся» (то есть государство), и он мечтал о том, чтобы отчизна его стала наконец единой и прочной, но эту консолидацию страны он мыслил лишь как укрепление власти императора за счет власти территориальных князей. Однако ведь и другие гуманисты думали то же самое. Свои надежды возлагали они на императора Максимилиана I, видя в нем не только последнего рыцаря, но и первого гуманиста на троне. Максимилиан ценил их поддержку, в частности, поддержку Бранта, которого он впоследствии осыпал монаршими милостями.

Рассуждения Бранта об имперской реформе, лжепророках, сбивающих с толку народ, истинном благочестии и тому подобных вещах, можно думать, весьма занимали современников. Ведь все это были отклики на злобу дня. Однако для нас подобные места в книге немецкого гуманиста представляют интерес чисто исторический. Зато сатира Бранта до сих пор не утратила своей свежести и яркости. Подчас стрелы брантовской сатиры поражают цель, которая вовсе не так уж далека от нас. Не все пороки, на которые ополчался немецкий поэт, сгинули бесследно. Читая «Корабль дураков», мы вдруг с удивлением узнаем себя или наших современников в старомодных фигурах, увенчанных дурацкими колпаками. Между тем фигуры эти отнюдь не являются вневременными сатирическими схемами, как это нередко случалось у сатириков средних веков. Они исторически конкретны, тесно связаны с бытовой обстановкой — Себастиан Брант был незаурядным бытописателем. Он обладал завидным умением схватывать множество характерных деталей. Его «дураки» живут, мы их ясно видим. А иногда перед читателем возникают очень четкие жанровые зарисовки.

Себастиан Брант умеет находить все новые и новые образцы «глупости». Под его пером быстро растет толпа дураков, оглашающих воздух нестройным звоном бубенцов. Кого здесь только нет! Сатирик не дает спуску ни мужчинам, ни женщинам, ни клирикам, ни мирянам, ни знатным, ни худородным, ни богатым, ни бедным. Начав свой труд «ради пользы» и «поощрения мудрости», «искоренения глупости» и «дурацких предрассудков», он не устает бродить по улицам и площадям, заглядывать в дома, храмы, мастерские, кабаки, дворцы, школы и прочие людные места и повсюду разыскивает и всюду находит обильный материал для своей сатиры.