Корабельщик - [31]

– Но ведь война на дворе, – после некоторого замешательства брякнул Максим. – Перебои с питанием… Паек маленький. Разве нам на троих не мало будет?

– Дурачок, – усмехнулась Еванфия. – Ты ведь работаешь на военной фабрике, и мне будут платить, когда я забеременею и уволюсь. Проживем! Другие ведь справляются. И Дуклида тоже… Вдвоем нам проще будет.

– Откуда ты знаешь? – удивился Максим. – Я сам-то… Сегодня думал квартиру подыскать, или комнату, – неожиданно признался он. – Знаешь, народу много погибло, может и повезти…

– Мой герой! Так вот почему ты с другой стороны появился…

– Нам с вашим любезным Гермогеном под одной крышей не прожить.

– Он мне не любезный, не путай меня с Дуклидой. – Она опять рассмеялась и поцеловала его, и слова застряли у Максима в горле – вместо них вокруг звучала песня ветра. Редкие тени прохожих мелькали в свете одинокого фонаря, стоявшего на углу Моховой и Морской. Клочок афиши внезапно оторвался, царапнул его по макушке и умчался в ночь, прыгая по брусчатке будто белый, зимней раскраски лемминг.

– Пойдем к тебе, – хриплым голосом предложила Еванфия.

Не дождавшись внятного ответа, она потянула его за собой, и Максим на деревянных ногах двинулся следом, чуть не спотыкаясь о камни мостовой. Ботинки, как назло, принялись залезать подошвами и носками в каждую выбоину, будто желая опрокинуть своего владельца. Ему стало жарко – а ветер, разгулявшийся вдоль Моховой, трепал воротник плотной рубахи.

Они молча поднялись по гулкой лестнице, и он непослушной, окоченевшей рукой вставил в скважину ключ. Дуклида, кажется, уже спала – контур ее двери был совершенно черным. Только сейчас Максим озаботился, почему сестра не приводит к себе Дрона: может быть, тот сам не хочет жить здесь, пока не покончил с последним неудобством в лице Максима? Или это не его ребенок зреет в ее чреве? Мысли были под стать ночи, такие же растрепанные и ветреные, полубезумные будто олень, истекающий дымной кровью из надрезанного горла.

– Проводи меня в туалет, – шепотом попросила Еванфия.

Окном его комната выходила на Морскую, и ветер надсадно свистел в незаткнутых щелях. Пол был холодным, так же как и скомканное одеяло, не говоря уж о мятой простыне, на которую внезапно упал призрачный, замутненный непогодой лунный луч. Тяжелые облака, стремясь на юг, рвались под напором ветра и позволяли ночным светилам невзначай, но хищно протыкать себя в тонких местах, чтобы тут же, словно собравшись с силами, затянуть истекающую звездно-лунным светом рану свежими слоями хмари.

– Поможешь? – почти одними губами сказала Еванфия, повернувшись к нему спиной. Максим на ощупь нашел застежки и после некоторой возни расстегнул их – по счастью, этих крючков оказалось немного. От ее запаха, теперь целиком принадлежащего только ему, а не ветру, у Максима кружилась голова.

– Ты правда хочешь ребенка?

– Правда, правда… И только твоего. – Она принялась стягивать с него тужурку, а затем расстегивать пуговки на рубахе, обжигая кончиками ледяных пальцев. Они-то и рассеяли туман в голове Максима.

– Я не могу, – через силу выговорил он.

Она застыла словно снежная баба, даже дыхание, опалявшее ему шею, как будто вовсе прервалось, осыпавшись кристалликами льда на пол.

– У тебя уже есть семья? – бесцветно спросила она, отодвигаясь.

– О чем ты? Нет у меня никакой семьи. Мне только ты нравишься.

– Фу, какой же ты… Не пугай меня больше так глупо, ладно?

– Но я и в самом деле не могу жить с тобой, потому что… мне завтра нужно будет уехать в Навию.

Матушка Смерть, как все-таки тяжело чувствовать, что делаешь больно самой желанной девчонке в целом городе! У Максима и самого защипало в глазах, когда она села на край кровати и прижала ладони к лицу. “Как же все так складывается? – недоуменно подумал он. – Почему именно я попал в такую дурную историю? Зачем я только ушел с пристани?” Он зажег свечу и сел рядом с Еванфией, попытался обнять ее, но она отпихнула его локтем.

– Я должен ехать, – виновато сказал Максим. – Но я обязательно напишу тебе письмо. Может быть, ты сможешь прибыть в Навию… Если у меня там удачно сложится. Или я сам вернусь, когда закончу курс в Академии. Он продлится всего полгода, а потом мне предоставят место на одной из оружейных фабрик, и ты сможешь ко мне приехать… Я и сам не понимаю, почему они так делают! – распалился Максим, слова буквально вырывались из него, будто талая вода сквозь детскую плотинку. А может быть, он боялся реплики Еванфии и потому старался подавить ее слова в зародыше. – Почему нельзя зачислить на курсы кого-нибудь из местных опытных рабочих или своих же выпускников Университета? Зачем собирать пацанов со всей страны и тащить их в Навию, когда можно легко набрать столичных? И я догадался! – Эта мысль только что пришла ему в голову, и он поспешил высказать ее: – Меня отправят обратно, в мастерские Поликарпова! Напичкают военными науками и отправят, чтобы я внедрял их в производство, как я сразу не понял?… Вот. Я обязательно приеду.

– Ты? – Она глядела на него сухими, блестящими глазами. Кажется, вся его страстная речь пропала втуне – Еванфия услышала только одно: Максим уезжает в Навию, и скорее всего не на месяц, не на шесть, а навсегда. – Ты собираешься учиться?