Копья народа - [42]

Воины вырыли две могилы, чтобы сбить с толку злых духов. Духи, враждебные человеку, не должны были знать, в какой из них лежит тело Йонго. Вождя похоронили головой к селению, предварительно положив с ним заряженное ружье: кто знает, с каким зверем придется встретиться ему в далеком пути? Зажарили козу, и старейшины, усевшись вокруг могилы, в последний раз поели вместе со своим вождем. Они выкопали в могиле небольшую ямку, положили туда лучший кусок мяса и вылили бутылку пальмового вина. Далекий путь предстоит Йонго, и он должен подкрепиться, чтобы веселее было идти… Затем, по древнему обычаю, воины высекли Ифофу за то, что плохо лечил вождя и не смог умилостивить великого Чамбе. Немезис должен был кричать как можно громче, чтобы умерший тоже мог его слышать. Ифофу не заставлял себя просить: он кричал на весь лес, и Йонго должен был быть доволен.

Часть вторая

1

Батако поселились у подножия Кедачумви на земле, никому не принадлежащей. Вокруг простирались болота. Тяжелые испарения насыщали воздух. Высокие деревья с густой листвой почти не пропускали света. В этих местах было много мух цеце, приносящих смерть людям. Не случайно пустовала здесь земля. Но делать было нечего, и племя осело в этом мрачном лесу.

Касанда получил свой участок и вместе с Нкайной с утра до ночи рубил деревья, расчищая землю для посева маиса и маниоки. Касанда валил деревья быстрее всех. Когда топор его слишком нагревался от частых ударов, он брал другой, и работа ни на минуту не прекращалась.

Батако знали, что сонная болезнь, приносимая мухой цеце, проявляется через несколько недель, и со страхом думали об этом. Человек, заболевший сонной болезнью, обречен. Несколько лет назад соседнее племя целиком вымерло от сонной болезни. И батако могла постичь та же учесть. Оставаться здесь было опасно.

Вновь избранный вождь Мпеси не отличался ни умом, ни храбростью и не знал, что предпринять. Он послал Касанду и Нкайну, который должен был скоро стать воином, посмотреть, не ушли ли белые с их земли.

Лишь к вечеру второго дня добрались Касанда с Нкайной до родных мест. Они переночевали в дупле большой кайи, выгнав оттуда змею габуну, и рано утром осторожно подобрались к опушке леса. Там, где когда-то стояло их селение, сейчас не было ни пальм, ни хижин. Лишь по-прежнему белели палатки. Около леса ходили огромные хумба-хумба с погонщиками на спине. Слоны поднимали тяжелые стволы деревьев, которые валили африканцы, и относили их в центр поля.

Братья молча пошли обратно. Племя никогда больше не вернется сюда: хитрые белые прочно завладели их землей.

2

Альбер Сантегью, вербовщик рабочей силы горнорудной корпорации, четвертый день вместе с тремя солдатами пробирался через лес к новому селению батако. Сантегью был человек железного здоровья. Больше двадцати лет занимался он вербовкой, с тех самых пор, как ему удалось ускользнуть из рук сыскной полиции на родине, в Антверпене. Впрочем, имя его звучало тогда несколько иначе, но до этого сейчас никому не было дела: Сантегью был хорошим вербовщиком. Он забирался в такую глушь, куда еще не проникали другие. Компания требовала все больше и больше рабочих, особенно для урановых рудников в Тинковелью.

Сантегью истекал потом. Вокруг него поднималась стена экваториального леса. В горячем зеленом сумраке полыхали цветы — красные, розовые, синие, желтые, вверху и внизу, на пнях, корнях и стволах поваленных гигантов. Воздух был полон их ароматом, перемешанным с тяжелым запахом гнили. Под ногами лежал метровый слой опавших листьев. Ноги глубоко вдавливались в этот ковер, под которым скрывались иногда болотца и топи. Сантегью шагал под неумолчный птичий концерт. С ветвей постоянно доносился треск, стрекот и скрежет, издаваемый миллионами насекомых. Иногда звук этот всплескивался с огромной силой. Слышался ровный странный звук — гудение, скрип. Это мириады невидимых насекомых грызли, пережевывали мертвые листья, стволы и падаль. Ни минуты тишины в необъятном зеленом океане.

Сантегью отпугнул криком маленького лесного крокодила, Крокодил юркнул в болотце. Сумрак сгущался, хотя солнце, заволакиваемое тучами, подходило к зениту. Скоро совсем стемнело. Сантегью не удивился. Такое бывает здесь два раза в день. В воздухе чувствовалась какая-то неясная тревога. Все вокруг притихло, смолк звонкий птичий хор, прекратились крики обезьян. В полной темноте Сантегью остановил свой маленький отряд, приказал развернуть палатку. Едва они это сделали, как колоссальной силы удар потряс лес, и ослепительный белый свет метнулся по черным зарослям. Темное небо вспыхнуло огненными ломаными трещинами. На заросли опрокинулся океан воды. Вода ломала ветви, сбивала листья, заполняла низины. В белых вспышках, пронизывающих лес, видны были серебряные листья, серебряные колонны стволов, серебряные столбы воды.

Внезапно поток иссяк. Сантегью взглянул на часы. Ровно двадцать минут! Все кончилось! Слышен только ровный скрежещущий, стрекочущий звук. Это миллионы насекомых вновь бросились уничтожать все, что упало и умерло.

Сантегью приказал сложить палатку, выковырял из кожи ладони двух впившихся клещей, сбросил с сапога десяток пиявок и, ступая по грязи, отправился в путь.