Копья летящего тень - [6]

— А ты не путайся, — ответил Лисицын, тоскливо подумав, что за нее время их знакомства Валька ничего без бумажки толкового не сказала. — Импровизировать умеешь?

— А зачем? — искренне удивилась она. — Расписано же все. Ему что, выучить лень? И вообще, не понимаю, что вы все в этом Юрикове кашли, носитесь с ним… Просто ему роли выигрышные достаются.

— Можно подумать, что Клеопатра — не выигрышная роль, — съязвил Андрей Васильевич. — Зачем же тогда соглашалась? Ладно, пойдем спать лучше, пока не поссорились.

Он отодвинул от себя совсем остывший чай и встал из-за стола.

Валентина поставила чашку в раковину, подумала, не вымыть ли посуду, махнула рукой и направилась за Лисицыным.

…Юриков поставил чайник на огонь и машинально закурил. Вообще-то перед съемками он не курил, приберегая драматический баритон для работы. Но сейчас это получилось неосознанно.

«Октавиан завидовал Антонию — его легкости, умению проводить целые ночи в попойках и оргиях, его способности вызывать симпатии. Октавиан ненавидел Марка за тот давний подлый слушок о том, почему дядя Гай Юлий так любил своего юного племянника, да и не только Гай Юлий. А это его письмецо, ставшее известным всему Риму: «С чего ты озлобился? Оттого, что я живу с царицей? Но она моя жена, не со вчерашнего дня, а уже девять лет. А ты как будто живешь с одной Друзиллой? Будь мне неладно, если ты, пока читаешь это письмо, не переспал со своей Тертуллой, или Терентиллой, или Руфиллой, или Сальвией Титизенией, или со всеми сразу, — да и не все ли равно, в конце концов, где и с кем ты путаешься?». Может, поэтому он так долго ждал, пока Марк совершит оплошность, и наконец подставится? Да, Клеопатра оказала Октавиану неоценимую услугу. Этот расчетливый мускулистый наследник Цезаря не упустит своего. Не зря же его еще при жизни стали называть божественным Августом. Но она-то, она… Не могла же не понимать, что после январского выступления в сенате Октавиан уже не остановится. Что не только ее поведет на цепи по Риму за своей колесницей, но Цезариона, ее сына от Юлия, убьет, и, быть может, детей от Антония».

Чайник позвякивал крышкой, но Юриков не слышал этого звука.

«Не может быть, чтобы она перестала быть царицей и отдалась только любви. Она ведь, отдаваясь, брала — вот ее характер».

Выключив газ, он снова направился в комнату, забыв о чае. Нога наступила на тот же камень.

— Я не сойду с этого места, — снова послышался внутри Юрикова уже знакомый голос Антония, — пока ты не поклянешься мне в верности до смерти.

— Такие ночи, как эта, что еще не кончилась, — разве не клятва? — ответил грудной женский голос. — Ты ненасытен, тебе мало этой жизни? Хорошо, и в той я тоже буду с тобой.

— Мне не надо той, где будут все — и ты, и я, и Цезарь. Я хочу, чтобы здесь ты была только моей. Везде — в Египте и в Финикии, в Сирии и в Парфии…

— А в Риме?

— Ты же знаешь, что триста моих сенаторов бежали из Рима, что я лишен всех полномочий, что западные войска дали присягу Октавиану. Разве мало нам с тобой Востока — я завоевал его для тебя! Я объявил Цезариона своим наследником! Я назвал тебя царицей царей!

— Не бушуй, Марк, в гневе нет правды. Твоя ревность не имеет оснований. Если тебя волнует смерть, я обещаю, что мы уйдем в другой мир вместе.

Камень врезался гранями в босую ступню. Юриков приподнял ногу. Голоса удалились, затихли. Он осторожно прикоснулся к камню снова. Но что-то в нем, вероятно, сдвинулось, нарушилось — теперь он оставался просто серым камнем, подаренным когда-то Татьяной.

«А ведь обманула, — подумал Юриков. — Вместе, вместе… Дождалась, пока он бросится на меч, а сама еще пыталась вести игру с Октавианом… Ну да ладно, Бог ей судья. Мне-то что завтра делать? Или все же утро вечера мудренее?»

Выключив свет, он улегся и почти сразу уснул.

… — Ты все-таки пришел, лицедей. Давно я ждала тебя, новый Марк. Давно мне хотелось обнять тебя и прижать к своей груди. Иди ко мне, не бойся, иди же…

Клеопатра протянула к нему руки. От них словно исходила какая-то магнетическая сила, притягивающая Юрикова. Казалось, прикоснись он к кончикам ее пальцев, и брызнут искры. Роскошная спальня царицы была специально создана для любви. Особые цветы издавали пьянящий, возбуждающий запах, постель под прозрачным пологом поражала огромными размерами — миниатюрная женщина почти терялась в ней, как в поле. Привстав, она тянулась навстречу Юрикову, и изгиб ее тела уже сам по себе волновал и притягивал.

— Почему я здесь? — спросил Юриков.

— Потому что мы оба хотели этого, — улыбаясь, ответила царица.

— Это сон? — продолжал не понимать он.

— Сон? — засмеялась она. — О боги, как же все мужчины одинаково наивны! Разве ты не знаешь, что сон — это всего лишь другая жизнь. Мне снится твоя жизнь, в которой обо мне говорят всякие небылицы, а тебе — моя. Люди мало живут на земле, чтобы потом долго, тысячелетиями встречаться друг с другом над землею. Вот мы и встретились.

— Но почему ты выбрала именно меня?

— Я не выбирала, я всего лишь ответила согласием на твое желание. Это ведь ты, новый Марк, хотел быть со мной. А почему нет? Ты нравишься мне — ты моложе Антония, у тебя такие загадочные глаза и такие сильные руки. Иди же ко мне, я хочу чувствовать твои руки на моих плечах, я хочу быть слабой, хочу, чтобы ты повелевал…